Выбрать главу

Долго листать не пришлось. Журнал был юбилейным и открывался "программным" заявлением. Впервые привожу его полностью в том первоначальном виде, в каком предполагалось отправить в печать.

"НОВОМУ МИРУ" — 70 ЛЕТ

Эти семь десятилетий, почти совпавшие с существованием СССР, были прожиты журна­лом не в безвоздушном пространстве - вместе со страной и эпохой. Журнал был основан коммунистическими властями. В первом номере "Нового мира" центральное место занима­ла статья Ульянова-Ленина о диктатуре пролетариата. В разные годы печатались и офици­альный доклад Молотова 1939 года о разгроме Польши, и брежневские мемуары, и суровые инвективы в адрес проклятых троцкистов, вредителей и проч. Одни авторы журнала стали жертвой террора, другие запачкались в чужой крови, в судьбе третьих совместилось и то и другое.

Печатали Есенина и Луначарского, Безыменского и Пастернака, М.Калинина и Платоно­ва, А.Толстого и Пильняка, Шолохова и Солженицына, Фурманова и Ахматову, Горького и Бродского, Пришвина и Демьяна Бедного, Гладкова и Цветаеву, Леонова и Мандельштама, Софронова и Федора Абрамова, Михалкова и Трифонова... Стоит ли продолжать? История нашей словесности ХХ века — со всей ее славой и позором — так или иначе запечатлена на страницах "Нового мира".

Имя нашего журнала прочно связано с именем А. Т. Твардовского. О тех годах, той редакции, ее судьбе написано уже много, в том числе и на страницах "Нового мира"; на Твардовского постоянно оглядываешься. Но и это уже история. Ее можно изучать, чтить, обсуждать. Но нельзя перенести в настоящее.

Сегодня мы действительно другой журнал — не тот, что был в 20-е годы, в 40—50-е, не тот, что в "Твардовские" 60-е, и не тот, что в застойные 70-е, даже не тот, что был в начале "перестройки и гласности"... Меняется Россия, меняются авторы, сотрудники и читатели. Мы сегодня далеко не всем любезны, но у нас есть свой читатель.Что же такое "Новый мир" сегодня? В самом общем смысле он журнал демократический, то есть не красный и не коричневый. Каким он получается, пусть судят читатели. А каким мы сами хотели бы его видеть — можно сформулировать так: мы журнал либеральный. Не в смысле аморфно-безответственном, а в смысле последовательного отстаивания либераль­ных ценностей — незыблемости частной собственности, свободы предпринимательства, не­вмешательства государства в частную жизнь и т. д. Мы журнал безусловно светский и тем не менее христианский, в том отношении, что именно христианские ценности видятся нам необходимым фундаментом ценностей либеральных. Мы журнал российский, поскольку нас в первую очередь волнует жизнь нашей страны, ее культура, благополучие, свобода, безопасность. Мы журнал независимый, то есть не являемся, как раньше говорили, орга­ном какой-либо партии, даже если она нам близка, какого-либо творческого союза или цер­кви, к которой многие из нас принадлежат. Да и в плане юридическом мы предприятие со­вершенно частное.

Мы считаем необходимым давать читателям как можно более адекватную и разнообраз­ную картину того, что происходит сегодня в российской словесности. Далеко не все проис­ходящее в ней нас радует. Но мы, журнальные работники, не можем придумать какую-то другую литературу, иную, чем она есть в действительности. Не всегда то, что журнал (и сама литература) может предложить читателям, совпадает с нашими личными вкусами, хотя мы стараемся, чтобы наша позиция играла роль при отборе материала. Ведь свобода слова, печати состоит не в том, чтобы каждый журнал, например "Новый мир", предоставлял свои страницы для всех, без исключения, точек зрения и для любых литературных эксперимен­тов, но в том, чтобы в обществе свободно действовал полный спектр периодических изда­ний, отражающих разные точки зрения и стилистические течения.

К нашей самоаттестации следует, наверное, добавить еше два понятия: консерватизм и историзм. Сохранение памяти о прошлом сказывается во внешнем облике журнала, по­чти неизменном на протяжении десятилетий, в устойчивом подборе и расположении жур­нальных рубрик. Что касается содержания, то обращение к предыстории, к корням каждого злободневного общественного явления и литературного факта составляет, как мы надеем­ся, отличительную черту публикуемого и придает ему проблемность. Поэтому и впредь наши страницы будут широко предоставляться архивным публикациям и историческим разыска­ниям. Некоторый налет академичности, неизбежный и даже желательный при таких зада­чах, надеемся, не отпугнет закаленного новомирского читателя.

К сожалению, "Новый мир", как и многие другие журналы, убыточен. Деньги, получен­ные от подписчиков, играют не такую уж существенную роль в нашем бюджете. Наша под­писная цена заведомо ниже себестоимости журнала, да наши подписчики, зачастую люди скромного достатка, и не смогли бы оплатить реальную стоимость изготовления журнала. Мы существуем во многом благодаря поддержке российского частного предпринима­тельства. На него наша надежда.

Будучи журналом ежемесячным, с долгим производственным циклом, мы, в отличие от газетчиков, не всегда можем поспеть за быстротекущим днем. Но мы к этому и не стремим­ся, предпочитая освещать скорее вопросы общие, чем частные. Факты устаревают, пробле­мы остаются.

"Новый мир" существовал до нас. Живет при нас. Будет он и после нас — хочется верить, не под новым тоталитарным гнетом, а в России свободной и богатой, без коммунистов и фашистов.

Надеюсь, терпеливый читатель превозмог скуку и сумел все это одолеть. Мне же в новой моей роли было, как можно догадаться, отнюдь не скучно.

— Кто это написал? — спросил я сидевшую в приемной Розу Всеволодовну.

— Андрюша. Сначала Сергей Павлович сам взялся за юбилейную статью, но у него получилось такое, что все забраковали...

До меня дошел важный факт, впоследствии не раз подтверждавшийся: когда пози­ция и мысли Залыгина чем-то не устраивали воинствующих идеологов, они дружно старались убедить его (и не безуспешно), что он просто слишком стар и разучился писать. Та же информация в еще более грубой форме распространялась за предела­ми редакции, так что чуть не вся литературная Москва была к тому времени убежде­на, что престарелый Залыгин только мешает в журнале.

Пришлось позвать Василевского.

— Это ваша работа?

— М-м... Один абзац вписала Ирина Бенционовна.

— Андрей, — сказал я. — Есть такой талантливый пародист Иванов (тогда Алек­сандр Иванов был еще среди живых). В последнее время он зачем-то ударился в поли­тику, причем вполне искренне. И первое, с чего он начинает перед любой аудитори­ей, — клянет "красно-коричневых", Вы знаете — аудитория смеется! Потому что нор­мальные люди давно уже не воспринимают эти слова всерьез и полагают, что Иванов кого-то пародирует.

— Мы только что печатали статьи, посвященные красно-коричневой угрозе, — возразил Василевский, отрешенно глядя в пространство.

— Об этом и речь. Журнал пытается перед кем-то выслужиться и бесконечно от­стает в своей "теории" от реальности. Выслуживаться — не дело независимого "Ново­го мира". И потом, ваш так называемый либерализм... Вы знаете, я никогда не состо­ял в КПСС и всю сознательную жизнь отчаянно с ней враждовал. Но свобода без ком­мунистов, например, — это уже не свобода. Об этом догадываются даже ярые анти­коммунисты в благополучных странах. У нас же антикоммунизм может восторжество­вать только в результате самого страшного террора, если уничтожить девять деся­тых населения. Вы к этому призываете? Вы не боитесь остаться без читателей, кото­рые сегодня в результате действий "реформаторов" стремительно левеют?

— Здесь все — правые! — отреагировал Василевский сквозь зубы.

— Я не правый. Сергей Павлович не правый. Во всяком случае, не состоим ни в каких правых партиях. И не посещаем церковь. Если бы под статьей стояла чья-то подпись — ваша, к примеру, или Ирины Бенционовны, — тогда дело другое. Но вы берете на себя смелость говорить от всей редакции, от "Нового мира" в целом. Так не годится. Давайте вместе подумаем, как малой кровью смягчить ваши небесспорные формулировки...