- Еще денек здесь постою, а как самоеды последнюю партию доставят, так и отправимся с богом, - добавил мужичок, но Макарин его уже не слушал.
Шубин сгружал по сходням нарты. Рядом стояла Иринья. Она очнулась только в море, совсем недавно, и теперь напоминала изможденную птицу с темными кругами у глаз и высохшей бледной кожей на лице.
- А ведь я тебя помню, - сказала она, глядя на стоящего у сходней казака. – Год назад, здесь на заставе. Ты меня пирожками угощал. С капустой. Я еще тогда подумала, откуда здесь капуста…
Казак осклабился. Его лицо было темным, будто выгоревшим на жарком южном солнце.
- Было так. Что, понравились?
- Да. Спасибо. Так откуда ты их взял?
Казак кивнул в сторону уходящего воеводы.
- Григор Иваныча благодари. Это он их послал с наказом обязательно тебя угостить.
Макарин пошатнулся, в его глазах потемнело. Он метнулся к сходням, перемахнул на помост, оттолкнул казака и бросился к лестнице.
- Кокарев! - крикнул он.
Воевода обернулся.
Макарин взлетел вверх, перескакивая через ступени. Воевода ждал, тяжело дыша после подъема.
- Ну? – спросил он.
- Это же Горелый!
- Кто?
Макарин ткнул рукой в сторону пристани.
- Казак на пристани. Это же Горелый. Тот, что был с нами в разбойной крепости. Тот, что переметнулся к Троекурову.
Воевода усмехнулся.
- Ну, положим не переметнулся, а выполнял мое особое поручение. Иногда ради стратегии, дьяк, приходится немного приврать.
- И часто ли ты врал, воевода?
- Тебе? Никогда. Разве что не договаривал.
- О чем же это? О том, что твой казак по особым поручениям поил брагой разбоев? Или о том, что именно он познакомил их с Хоэром, чтобы тот подбил их на ограбление каравана? Пьяный Кудряшка мог об этом проболтаться, оттого его и пристрелили? Этот твой Горелый и пристрелил? Или у тебя еще много казаков по особым поручениям? И часто они выполняют такие поручения?
Кокарев молча смотрел на него с усмешкой. Потом наконец ответил:
- Нечасто, но иногда приходится. Ты, дьяк, в мою кухню не лезь. Там для Разбойного Приказа все равно нет ничего интересного. А разбойничков лучше держать на привязи, если нет сил их уничтожить, это ты сам должен понимать. Главное, чтобы они об этом не догадывались.
- А что с зельями? Варза проговорился, что ты у него самоедских зелий набрал, да я пропустил мимо ушей. Зачем тебе нужны были эти зелья? Для пирожков, которые ты приказал Иринье скормить? Иринья-то тебе чем помешала? Ты ж ее почти не знал. Или это тоже вранье?
- Нет, не вранье. Не знал. Варза проболтался, что кормит ее боевыми снадобьями, вот мне и пришло в голову ее ненадолго отстранить от дела. Но, видать, от печного жара тот порошок как-то свойства изменил. И вместо того, чтобы отрубить сразу, отрубил ее только ночью. И на целый год, - воевода рассмеялся. – Но, знаешь, я рад, что она тогда не окочурилась. Без нее мы Варзу точно бы не нашли.
- Но зачем? Зачем тебе понадобился этот караван?
Воевода прищурился.
- А сам-то как думаешь?
- Идол тебе точно не нужен.
- Нет. Уже не нужен. Можешь забирать его с собой и делать, что вздумается. Хочешь – князю Мстиславскому отвези. Хочешь ляхам продай. Хочешь выброси. Он свое дело сделал.
- Какое дело, воевода?
Кокарев приложил палец к губам и прошептал:
- Прислушайся. Что слышишь?
Макарин замолчал, пытаясь совладать с бушующим внутри негодованием. Тихо плескались волны, шумел кустарник невдалеке от лестницы, и тоскливо кричали где-то далеко чайки.
- Я ничего не слышу.
- Ты слышишь тишину, дьяк. Тишина спустилась на пустоши и окрестные леса. Нет больше толп воинственных дикарей, от которых приходилось спасаться по острогам. Конечно, где-то они еще остались, но моя Мангазея теперь может несколько лет пожить спокойно. И спокойно промышлять и торговать пушниной. Этот истукан стравил все окрестные племена. И даже не совсем окрестные. Еще десяток бы таких идолов по всей Сибири и можно было бы спокойно жить, не выкуривая дикарей из их проклятых городков и не гоняясь за ними по степям за Тобольском. Полностью выбить всю их воинственную тупую шваль и оставить лишь мирных охотников, которым в голову не придет воевать за никчемный кусок украшенной деревяшки, нападать на купцов или сжигать остроги. Пусть живут мирно, бьют зверя и платят ясак. Обеспечить долгий мир - не это ли моя прямая обязанность как местного воеводы, а, дьяк? А как еще его обеспечить, если не старой доброй формулой, прописанной еще римлянами? Разделяй и властвуй, дьяк. Как там будет по латыни, ты ведь ее знаешь.