- Эти ублюдки уже чувствуют здесь себя как дома, - прошептал воевода.
Остановились они там, где забор последнего двора подходил вплотную к голому отвесному склону. Поляна отсюда была вся как на ладони. По ее краям, у выставленных в ряд деревянных истуканов, пылали высокие факелы. В центре горел колоссальный костер, чьи языки казалось достигали неба. Толпа ярган, несколько десятков человек, не меньше, сновала вокруг костра, и Макарин не сразу понял, что они делают. Только когда увидел сидящих невдалеке на земле связанных пленников. Там не было воинов, были только старики, женщины и дети. Ярганы выхватывали их поодиночке, оттаскивали к костру, перерезали сухожилия на ногах и ломали руки. После чего живых бросали в огонь и уходили за следующей жертвой. Страшная, объятая пламенем, плачущая, ревущая масса человеческих тел шевелилась, корчилась, и казалось само черное небо трясется в судорогах над этим адом. Иногда кому-то удавалось отползти в сторону, и тогда ярганы пинками и длинными палками запихивали их обратно в огонь. Макарина замутило от сладковатого запаха жареного мяса.
- Тауру, - прошептал рядом Саргут. – Главный бог ярган. Он требует живые жертвы. Поэтому ярганы не убивают пленников. А сжигают их живьем. Сегодня Тауру будет накормлен до отвала. Великий день для ярганского племени.
- Эти твари должны быть уничтожены поголовно, - процедил Кокарев.
Какой-то девчонке удалось вырваться из толпы пленников, и она побежала в их сторону. Сразу с десяток дикарей взревели и бросились в погоню, размахивая дубьем.
- Вот проклятье, как не кстати-то, - пробормотал Шубин. – Отступаем, живо.
Воевода взъярился.
- Ну уж нет! А ну давай сюда свой топор! Я один справлюсь!
Он схватил было Шубина за рукав, но тот ловко увернулся.
- Не мельтеши! И нас погубишь, и девку не спасешь.
Девчонке оставалось шагов двадцать до спасительной темноты, когда брошенный кем-то из преследователей дротик пробил ей спину, свалил с ног. Она была еще жива и отчаянно ползла дальше, когда подоспевший ярган намотал ее волосы на кулак и перерезал горло. Потом взвалил на спину, как добычу, и побрел обратно к костру, весело гомоня и отмахиваясь от наседающих конкурентов.
- Сгною тебя в остроге, сволочь поморская, - в бессильной ярости прошипел Кокарев.
- Сгноишь, воевода, сгноишь. Если выберемся.
- А ты чего молчишь, дьяк, - набросился воевода на Макарина. – Неужто и у тебя совести нет, и ты можешь спокойно на все это смотреть? Канасгеты наши враги, да. Но то, что творит с ними это зверье…
Макарин промолчал. Он не знал, что сказать. Он понимал, что Шубин прав и ничего нельзя сделать. А еще он смотрел на горящий посад канасгетского городка и видел пылающую Москву, и сожженные Тверь, и Суздаль, и осажденный Сергиев монастырь. Он смотрел на зверства местных дикарей, но перед глазами отчего-то вставали конные сотни польской мрази, добравшейся до ярославских и костромских лесов, бесконечные спаленные дотла деревни и их вырезанных жителей. Когда долго живешь в аду, сердце покрывается непрошибаемой корой.
- То, что они делают - это последнее. Это край, - прошептал воевода. – За это нужно уничтожать. Медленно и мучительно. Все это чертово племя должно быть стерто с лица земли.
- Вопрос, зачем они это делают, - спросил Макарин, и его собственный голос показался ему чужим. – Судя по донесениям, в этих местах женщины и дети – ценный товар. Зачем их убивать?
Воевода сплюнул в сердцах и отошел, ничего не сказав.
- Их убивают, потому что они обуза, - ответил Саргут. – Ярганы не собираются возвращаться в леса с добычей. Они идут дальше на север. И делить войско, оставляя часть для охраны, они тоже не могут. Значит, им нужен каждый воин. Значит, их цель не только самоеды и ушедшее войско канасгетов.
- Мангазея все равно им не по зубам, - сказал воевода. - Сколько бы этой швали не было.
- Возможно, у них есть еще какой-то план, о котором мы не знаем, - сказал Шубин.
Среди дикарей вдруг возникло какое-то движение, ропот голосов стал громче, перешел в приветственный рев, толпа расступилась и на площадку перед костром выехала двухколесная телега, запряженная парой испуганных мулов.
На землю спрыгнул Хоэр, потряс саблей, и толпа взревела еще громче. Повернулся к телеге, стащил с нее что-то темное и трепыхающееся. Макарин не сразу узнал в этом истерзанном окровавленном комке князя Ассана.
Хоэр под вопли и крики протащил его за волосы к ближайшему столбу, поднял толстяка на ноги, прислонил. Затем повернулся к толпе дикарей, проорал что-то на ярганском наречии и поднял руку. В его пальцах блеснул красным сполохом круглый камень, и все ярганы на площади вдруг повалились на колени, забормотали, вдавливая лбы в землю.