- Он всегда любил эту песню, - задумчиво прошептал Саргут. – О железной гагаре, что прилетает с неба и приносит землю. Всегда просил ее повторить. Не знаю почему, мальчишка ведь. В пять лет мальчишки любят слушать о непонятном. А он еще на звезды любил смотреть. Ждал, когда прилетит железная гагара. Надо, чтобы он напоследок снова ее услышал. Эту песню. Перед смертью.
Он медленно открыл футляр и достал лютню.
- Ты с ума сошел! – бросился к нему Шубин, и Саргут глянул на него так, будто видел его впервые.
- Да, ты прав. Не здесь.
Он встал, уронил футляр и пошел вдоль забора, открыто, не скрываясь, настраивая на ходу лютню.
- Стой! – Макарин бросился было вдогон, но Шубин прижал его к земле.
- Уже поздно.
Несколько ярган увидели музыканта, но сперва не обратили внимания. И только когда он взял первые аккорды, ближайшие ринулись ему наперерез. Саргут перемахнул через забор, скрылся из виду. Ярганы покрутились рядом, забежали в ближайший дом и хотели было вернуться, когда откуда-то издалека вдруг послышалась песня.
Мальчишка, перестал трепыхаться в лапе Хоэра, притих и слушал раскрыв рот.
- Да, - сказал Хоэр. – Это он. – И отдал приказ ближайшим ярганам.
Больше половины из скопившейся на площади толпы бросились на заунывные звуки. Но песня опять прекратилась. Ярганы бегали по дворам, заглядывали в дома, все дальше и дальше. Пока снова не зазвучало примитивное треньканье самодельного инструмента. Дальше. Дальше.
- Он их уводит, - сказал воевода. – Надо бежать.
- Не получится. Их все равно много.
Вокруг костра слонялось не менее дюжины дикарей.
Хоэр огляделся, осмотрев свое поредевшее воинство. Прислушался к песне, которая звучала теперь еле слышно и почему-то сверху. Наверное, какое-то сомнение отразилось у него на лице, потому что князь в этот момент понял, что нужно действовать.
Он ударил Хоэра головой в живот. Тот растянулся на земле, выпустив мальчишку, и тогда князь бросился бежать, подхватив сына. Отнял по пути у яргана короткое копье. Дикари взревели, бросились наперерез. Князь свалил с ног еще одного, вышиб копьем мозги из другого. Мальчишка верещал, ухватив отца за плечи. Хоэр поднялся на ноги и бросился в погоню. Князь бежал к реке, толстый, раненый, неуклюжий.
- Вот теперь, - сказал Шубин, - пора!
И они припустили вперед, к спасительному лесу, прижимаясь к склону и каждое мгновение ожидая, что гонящиеся за князем ярганы обернутся.
Ярганы не обернулись. Князь не сбавляя скорость врезался в воду, скрылся в ней вместе с сыном, и ярганы, надрывая глотки, носились теперь вдоль берега, поливая реку стрелами и дротиками.
Когда темные кроны сомкнулись над головой, Шубин остановился.
- Стойте. Дальше без меня. Хадри знает дорогу, проводит.
- А ты куда? – спросил Макарин. – Скоро здесь все вверх дном поднимут.
- Догоню. Дело есть. Нельзя здесь просто так все оставлять.
И Шубин скрылся в зарослях.
Хадри потряс копьем, горя глазами и улыбаясь.
- Идти! Идти!
- Ну, идти, так идти, - проворчал воевода.
- Подожди немного, - сказал Макарин.
Он сделал пару шагов назад и осторожно выглянул из-за дерева.
Шубина не было видно. И не было видно Хоэра, которого скрывала береговая насыпь. Оттуда доносились только ярганские вопли и ругань. Зато теперь было хорошо видно, куда делся Саргут.
Сын искарского князя стоял на крыше одного из домов и продолжал играть песню о железной гагаре. Толпа ярган бесновалась во дворах, не понимая откуда несутся звуки. Потом наконец кто-то из них забрался на соседнюю крышу, увидел музыканта и молча натянул лук. Первая стрела вошла в спину, под правую лопатку. Саргут пошатнулся, но устоял. Ярган ухмыляясь достал еще одну стрелу. Потом третью. Потом четвертую. Саргут пел все тише и тише, играть он перестал после шестой стрелы, его руки выронили лютню, он тяжело опустился на колени, но продолжал петь. Его голос уже нельзя было услышать, но Макарин все смотрел и смотрел, пока забравшийся на крышу второй ярган пинком не скинул музыканта вниз.
Хадри дернул за рукав, прошептал «Идти! Опоздать!» И Макарин послушно отступил в чащобу.
До лодки они добрались быстро. Длинная канасгетская посудина из почерневших досок, с навесом на корме и убранной мачтой была спрятана в узкой заводи, со всех сторон прикрытой зарослями ивняка.
Под навесом спала Иринья, закутанная в кучу разноцветных покрывал.
Макарин повалился рядом, чувствуя смертельную усталость. Воевода посмотрел на них, покачал головой и достал свою фляжку.
Иринья приоткрыла глаза, увидела Макарина, пробормотала «О, дьяк-спаситель», и снова заснула.