- Мы вольные люди. У нас главных нет. У нас даже господь бог не главный. А ты что за петух расфуфыренный?
- Воевода Мангазейского города. Кокарев мое прозвание. Григорий Иваныч. Вопрос к вам имею. А вопрос такой. Вы, разбойнички, жить хотите?
- Отчего бы и не хотеть, - осторожно ответила рожа. – На тот свет пока не собираемся.
- Скоро соберетесь.
Наверху весело заперхали.
- Не, воевода. Ты можешь хоть до вечера ядрами барабанить. Борта крепкие. Стрельцы у тебя пугливые, на ножи не пойдут. А там вскоре прилив начнется и скажем мы тебе до свидания.
- Стрельцы может и пугливые. Но ты еще пугливее. Иначе бы выглянул наружу да увидел куда пушку тащат.
Бледная рожа вновь мелькнула наверху, прижалась к отверстию уключины. Стрельцы уже довели тяжеловозов с пушечными нартами на вершину холма и теперь их разворачивали.
- По бортам мы барабанить теперь не будем, - продолжил Кокарев. – Сверху твоя разбойная ватага как на ладони. И всю палубу расколошматим, и всех изведем, если кто в подполе прячется. Это тебе не по бортам стрелять. Доходчиво объясняю? Или примера подождешь?
Наверху встревоженно забормотали. Потом бледная рожа высунула в отверстие пегую бороду.
- Ватага говорит примера подождем.
Кокарев сплюнул, посмотрел на Макарина, шепнул: «Молись, дьяк, чтобы у Троекурова пушкари оказались не хуже моих». И поднял руку.
Прошли долгие-долгие мгновения, прежде чем с холма гулко бахнуло. Ядро прошелестело над головами, с треском обрушилось на палубу, ломая доски. Кто-то отчаянно завопил. Сверху посыпались щепки, обрывки пакли, мелкий мусор.
Когда сизый дым развеялся, в отверстии снова показалась бледная рожа и сумрачно поинтересовалась:
- Чего хочешь, воевода?
Кокарев смахнул с плеч опилки.
- Вот так бы сразу. И примера бы не понадобилось. Хочу я немногого. Мне нужна твоя лодья, разбой. И команда. Не вся конечно. Пятерых, думаю, будет достаточно, чтобы с лодейным ходом справиться. Доставишь нас, куда скажем. А там можете идти на все четыре стороны, только на глаза мне больше не попадайтесь.
- Пятерых? А остальных что? Стрельцам в лапы? Не жди, воевода. Надымские своих не бросают. Можешь продолжать показывать примеры. Посмотрим, надолго ли у тебя ядер хватит.
Кокарев пожал плечами.
- Не обязательно стрельцам. Запрем вас в подполе. Оружие сдадите. И будете сидеть тихо до тех пор, пока не выпустим. Если что пойдет не так – пеняйте на себя. Сколько вас на лодье? Только те, что на палубе? Или еще кто прячется?
- Еще трое, - подумав, ответил разбой. – В казенке лежат. Ранетые. И одному сейчас твой пример ногу оторвал. Но он совсем не жилец.
- Вот и отлично. Сходни спускайте, мы поднимаемся.
Спрыгнув на палубу, Макарин осмотрелся.
Разбои жались по бортам, заросшие, грязные. Сборная разноплеменная ватага была ослаблена и плохо вооружена, но вполне годилась для последнего боя. Троекуров положил бы немало стрельцов, если бы решился брать лодью рукопашной. Бледные, смуглые, скуластые, плоские, носатые и почти безносые рожи разглядывали государевых людей исподлобья, опасливо и угрюмо. Здесь были большерукие поморские мужики, вятский с клочковатой бородой, два явных татарина, самоед в меховой малице с русским топором, остяк с саблей и еще какие-то непонятные узкоглазые и круглолицые, которых Макарин до того ни разу не видел.
- Да у вас, я гляжу, тут полное международное согласие, - сказал Кокарев. – Каждой твари по паре, что на твоем ноевом ковчеге.
- Мы, надымские, всех сирых и убогих принимаем, происхождения не спрашиваем, - ответил стоящий перед ними разбоев переговорщик с пегой бородой, кряжистый мужичок в снятом с чужого плеча служивом кафтане. – А ты, стало быть, тот самый воевода, который нашу беззащитную крепостицу с ходу взял?
- Стало быть, да, - ответил Кокарев. – Прости, разрешения не спросил, вы в тот момент куда-то подевались. На грабеж, наверное, ходили.
- Для вас грабеж, для нас хлеб насущный. Жить каждому хочется.
- Ну да, ну да, - задумчиво протянул воевода, вышагивая по накренившейся палубе и цепко рассматривая обстановку. Разбои сильнее прижимались к доскам, когда он проходил мимо. – И много награбили?
- Ни одного, - покачал головой мужичок. – Пустыми идем.
Воевода поднял дощатую дверцу, ведущую в подпол, заглянул в темноту.
- И впрямь, пустые. Зато теперь вам в подполе сидеть будет вольготно. Места много.
Он подошел к борту, оглушительно свистнул и замахал руками. Макарин увидел, как сидящая на склоне холма троица повскакала с мест и стала спешно затаптывать костер.