Спрыгнув со сцены, уже в зале договорил:
— Стыдно мне за такое начальство!
Не смутился председатель, с нарочитой улыбкой в голосе:
— О том ли надо говорить сегодня? С чего ты начал, Самохвалов? С интересов сугубо личных. Не то ты говорил, не узнаю тебя, Джамбот.
В зале стало тихо: хотел высечь в людях сочувствие к себе, а вместо этого насторожил. Заерзал, ждет, кто же начнет, кто поведет станичников за собой. Уставился на Луку, и Анфиса подумала про себя: «Боится», оттого стало гадливо на душе, и все из-за него, из-за председателя.
Поднялась она, перехватила взгляд председателя, и показалось ей, будто он подмигнул, мол, поддержи меня.
— В земелюшке моя душа! — негромко, с раздумьем начала, она. — А от меня, значит, к сыну передалась любовь не любовь, а как бы… Срослась я с землей, корни намертво переплелись, что ли. Одним словом, от нее никому не оторвать Самохваловых, ажник земля и небо столкнутся! Ты вот попробуй брось в руку Анфисе Самохваловой зерно — колос вырастет и не какой-то там, а налитой. А почему? Да во мне кровь-то дедова! Крестьянская, чистая, ни с какой другой не перемешанная. Это верно, все вскормленное землей надежно… И еще что я; скажу… Наша порода людям известная, захватистые[24] мы. А ты, председатель, пустой колос, — вдруг сказала, — ни станичник ты, ни городской… Кого ты обманул? На чем засквалыжничал? Плевать нам, Самохваловым, на машину… Не в ней жизнь, а землю ты не смей отбирать.
Сделала движение, будто сесть на свое место хотела (председатель белее белого утер лицо платком), потом резко развернулась на костылях и на сцену:
— По-барски будешь с нами — не потерпим. А станица: что? Стояла без тебя и будет стоять!
Услышала голос в зале:
— Во заскипидарили Анфису!
Аж встряхнуло всего председателя, вскочив, крикнул:
— Хватит! Ты что хулиганишь?
Рванулся к нему на сцену Джамбот, да хорошо, Лука вырос на его пути, удержал.
— Погоди, не петушись… — урезонила Анфиса. — Ишь, затомошился![25] Где ты был, когда ребята на кукурузе в дождь и в зной? Каждый раз ты прикрываешься государством. Наше государство так не поступает. Это ты перед кем-то выламываешься. За государство мы, — повернулась к залу Анфиса, указала рукой на станичников, — в ответе. Вот так! Мы!
Она качнулась на костылях, и у сына вырвалось:
— Мать!
Вмиг взлетел на сцену, но Анфиса отстранила его, и люди увидели, как бледнело ее лицо.
— А ты не лезь поперек батьки в пекло, ступай-ка туда, где стоял.
И сын послушно пошел к ребятам, но голос председателя удержал его.
— Не беги. Имей мужество, Джамбот Самохвалов, до конца выстоять перед народом. Рубите с матерью, коль замахнулись.
— А мы не лозу рассекаем шашкой, а к порядку призвать собрались здесь. Ясно? Обида у меня большая на тебя, вот что, за пацана считаешь меня. Поиграться появилось у тебя желание, да?
Он широким шагом назад на сцену, встал рядом с матерью, а она шагнула вперед, заслонила его собой.
— Ну, вот он я!
— А ты не петушись, крылышки еще слабые.
— Как знать… — ответил председателю Джамбот.
Анфиса всем телом подалась к столу президиума, произнесла со значением:
— Ты не смей с ним так-то! А еще запомни: Анфисия Ивановна и Джамбот Самохваловы в защите не нуждаются и крылья у них орлиные. И обиды не прощают, рады бы, да не умеют.
Сын сложил руки на груди.
— Врать-то было зачем? — обратилась она к председателю. — Или они тебе Ваньки-встаньки? Джамбот давно уже не вьюноша.
Председатель поднялся было, да парторг усадил.
— Ты бы по-человечески, так, мол, и так, промахнулся, ребята, — продолжала требовательно Анфиса. — Да не в машине вся наша жизнь-то, не в ней одной, а в совести! И не в участке одном наша жизнь. А ты бы по-нашему, просто, взял бы и сказал слово доброе, откровенное, и ребята горы свернут.
Сошла она в зал, а прежде спрыгнул сын, подал руку, да только она не оперлась: сама.
— Видели! — крикнул вслед председатель. — Работай с ними! Да так работать, как Самохвалов и его звено, должен каждый, для всех нормой чтобы было в колхозе, тогда и богатство наше утроится. А то есть такие, что работают спустя рукава весь год, а чуть поднажали и орут: «Герой я, плати!» У таких, как Самохвалов, на первом плане стоит личное. Сделают шаг — плати, с ножом к горлу пристают… Прав я, товарищи?
От стены отделилось звено Джамбота и к выходу, а здесь остановились.