Люба. Был дядя. Теперь, можно сказать, в супруги перекантовался.
Тетя Зина. Совсем с катушек морячок бывший!.. Но ты-то, ты-то как решилась?!
Люба (скрывая горечь за бесшабашностью). А надоело! Все надоело! Молодиться через силу, в джинсы в обтяжку влезать, как в чужую кожу, модная стрижка под мальчика… И собачка Булька до смерти осточертела, я ее первым делом с жилплощади выпишу. Перемена жизни! И чтоб хоть кто-нибудь вечером спросил или даже по фотографии смазал — что так поздно, где шастала… Я в поликлинику к гинекологу ходила, не постеснялась, — у меня еще вполне дети могут быть, поезд пока не ушел.
Тетя Зина (очень серьезно). Мальчиков рожай, мой совет.
Люба. Я и Григория Марковича ненаглядного в капитальный ремонт отдам, в санаторий. Уж и в конторе рассчиталась с первого числа, мне эти плавки-купальники на фоне моря и пальм — во где, поперек горла! А у него — дом, теплица, цветы разнообразные, на выставках первые премии получают…
Тетя Зина (недоверчиво). На тебя непохоже…
Люба. А может, я как раз до сих пор сама на себя непохожая ходила, только сейчас свой стиль нашла?.. (С неожиданной грустью — об «Эспаньоле».) Ведь вот и она… даже она устала по морям. По волнам носиться, как молоденькая, добровольно на прикол встала… Чем я лучше? Верней, чем хуже?!
Тетя Зина (глядя с нежностью и печалью на «Эспаньолу»). Так ее и спросили… Может, ко мне пойдем? У меня варенье айвовое, две банки прошлогодние остались, попьем чаю. Все перемелется, поверь мне, я и не такие еще огни и воды проходила. Или кофе я тебе сварю настоящее, по совести, не то что это, казенное.
Люба. Последнее мое кафе будет… Григорий Маркович не одобряет, он больше по чаю.
Тетя Зина. Пошли?
Люба. Девочки на проводы звали, ждут. Нельзя.
Тетя Зина. Проводишь — и приходи, я поздно в несезон ложусь. Смотри, мы с Люськой ждать будем.
Люба. Ладно, приду.
Тетя Зина ушла.
Люба одна на набережной, если не считать «Эспаньолы». Люба подошла к ней, провела рукой по дереву обшивки, прошлась вдоль всего борта, словно бы прощаясь.
Пауза.
Потом Люба повернулась, медленно пошла с набережной. С другой стороны, от парка, на набережную вышла Люська.
Люба услышала ее шаги, обернулась. Люська, не замечая ее, подошла поближе к «Эспаньоле», смотрит на нее с нетерпеливой надеждой.
Люба напряженно следит за Люськой.
И то ли ветер неожиданно поднялся, то ли солнце стало садиться в море среди бегущих по небу низко и торопливо облаков. Но в этот миг — и в том ни у кого не должно быть сомнений! — «Эспаньола», снявшись с якорей, медленно и плавно уходит от берега вдаль, за горизонт.
Люба улыбнулась чему-то в себе, махнула на прощание рукой и ушла с набережной.
А Люська с напряженным и серьезным лицом смотрит вслед уходящей в море «Эспаньолы».
Занавес.
СД № 4, 1983.