Который тут как тут, выходит из кухни. Без подноса. Лавирует между гостями.
— Рейчел? — обращается ко мне мистер Хейвершоу.
Ответь же ему!
— А? Что?
Я снова увидела дедушку Чайлдерса. Он одиноко стоял у стола с закусками. На углу.
Паренек шел к нему.
Быстрым шагом.
Он что-то вынимал из кармана.
Нож.
Деревянная ручка. Складной.
— Простите, — извинилась я.
Я даже не подождала, пока мистер Хейвершоу удостоит меня ответом. Я бежала через весь зал. Выбивая тарелки из рук гостей.
Туда. Скорее к ним!
Дедушка Чайлдерс обернулся. Посмотрел на мальчишку.
Улыбку словно сдуло у него с лица. Оно вдруг стало белым как мел.
А я вскрикнула.
2
Нож.
Глупец.
― Держите его! У него нож!
Я штопором вкручивалась в толпу. У меня на дороге встал официант и, испуганно вскрикнув, отскочил в сторону.
Парнишка стоял спиной ко мне. Я схватила его за плечо, и он круто повернулся ко мне.
Нож был сложен, но все еще у него в руке.
Оба они — и парень, и дедушка Чайлдерс — с недоумением уставились на меня.
Как и все в зале.
— Все в порядке, Рейчел, — успокоил меня дедушка. — Это мой нож. Молодой человек нашел его на пляже. Он хочет вернуть его мне.
— Вернуть?
Дедушка Чайлдерс взял нож с ладони младшего официанта и протянул мне. На рукоятке были вырезаны инициалы «КЧ».
— О… — пробормотала я. — Простите.
Рейчел, ну и дура же ты!
От стыда я готова была сквозь землю провалиться.
А тут еще все на меня уставились, все, кто там был.
В том числе папа, мама и мистер Хейвершоу.
Пиши письма, Рейчел. Гуд-бай, «Фелпс».
По тебе исправительное заведение плачет.
Я отвалила.
Мистер Хейвершоу перестал улыбаться, сжал губы и участливо спрашивает:
— С вами все в порядке?
Я кивнула.
— Это, оказывается, его нож. Дедушки Чайлдерса. Я решила… понимаете…
— Да, да, — поддакнул мистер Хейвершоу. — Э… рад был познакомиться, Рейчел. У вас замечательная семья.
— Спасибо, — тупо киваю я.
Он отчалил, а я почувствовала, как две пары глаз буравят меня.
Ясное дело. Праведный гнев родителей.
Им и говорить ничего не надо было. Я слышала их так, будто они вопили во всю глотку. Я слышала это тысячи раз.
Ленивая. Без царя в голове.
Такие способности. И ноль амбиций.
Нельзя витать в облаках.
Вечно нарываешься на неприятности.
Надо биться за жизнь, потому что вокруг все только и ждут, чтоб вырвать у тебя твое и обойти тебя.
Я отвернулась, чтоб увидеть хоть одно сочувствующее лицо. Дедушку Чайлдерса.
Но он все еще разговаривал с этим парнишкой. И я поплелась на причал.
Вдохнув всей грудью свежего воздуха, я попыталась отделаться от чувства унижения. Для середины июля воздух был, пожалуй, чересчур прохладным.
Шкипер нашего катера капитан Нейл поднимался по трапу:
— Через пятнадцать минут отчаливаем!
Я пошла в дальний конец деревянного причала, где не было толпы. Туфли громко цокали. Меня подмывало снять их. А еще лучше выбросить в море.
Корпус яхты закрывал мне залив. Она была огромная, не яхта, а линкор. Двухпалубная, с двумя двигателями и четырьмя сиренами на случай тумана. Я прошла мимо палубной надстройки, и Несконсетский залив открылся мне во всем своем величии, переливаясь на фоне ясного голубого неба.
На горизонте вспухала гряда облаков. Она походила на большую голову из взбитых сливок. В заливе виднелось несколько парусников, лениво двигающихся против ветра.
Мыслями я устремилась им вслед. Прочь от родителей и мистера Хейвершоу. Я неслась вольная и беспечная.
Тут я заметила дедушку Чайлдерса.
Он медленно и задумчиво подходил к причалу. Он тоже зол на меня.
— Прости, дедушка, — тихо произнесла я.
Он посмотрел на меня невидящим взором, словно был в этот миг где-то за тысячу миль отсюда.
— За что простить?
— Что я устроила. Из-за ножа.
— Ах да! — кивнул он.
— Я не знала, что он твой. Я никогда не видела его раньше. Я так испугалась за тебя.