Развитие Потрясения может пойти по двум хорошо известным путям: сначала революция — потом война, либо сначала война, а потом революция. Разумеется, что рассматривается развитие Потрясения в двух наиболее мощных странах — России и Соединенных штатах. Первым путем в свое врем пошла Франция (революция 1789 г., а затем наполеоновские войны), Германия (национальная революция 1933 г., а уж затем переход к активной геополитике, что прямо или косвенно было использовано Соединенными Штатами и Англией для развязывания Второй Мировой войны 1939-45 гг.), однако второй путь встречался чаще, его проделывали и та же Германия в 1914-18 гг., Россия (в те же годы), Франция в 1870-71 гг. и т. д. Это, в общем, и понятно, — войны, а заметьте: все революции происходили после проигранных войн, способствуют активизации общественных бессознательных настроений и обостряют резкое недовольство правящими режимами. Нет ничего удивительного в том, что в России после окончания Второй Мировой войны, не было даже намека на революционную ситуацию. И дело здесь не в наличии лучшего в мире репрессивного аппарата, или "безграничной веры советского народа в светлое будущее", просто война была выиграна, огромное потенциальное напряжение существовавшее в обществе перед войной исчезло, миллионы людей потенциально способных стать ударным отрядом революции — убиты на войне, оставшиеся бессознательные массы охватило чувство небывалого самоудовлетворения, а позже, когда оно начало спадать, ситуация уже полностью контролировалась. По этой же причине, революция в России 1917 года, не перешла в захватническую, хотя именно такой она и задумывалась американскими финансовыми центрами. Россия оказалась неспособной вернуть даже Польшу, — государство которое существовало всего лишь третий год. Объясняется это опять-таки очень просто, — Россия проиграла войну 1914-18 гг., андроиды поддержавшие большевиков (имеются ввиду не только те из них, которые были в Красной Армии Троцкого, но и те, кто молчаливо взирал на все происходящее), были переведены в разряд добровольных рабов, а рабы обычно слабо сражаются за интересы своих хозяев. Но вернемся к двум сценариям. Если оценивать вероятность возникновения одного из них в России, то безусловно более реальным представляется вариант: сначала революция, потом — война. Пятьдесят лет истории России после окончания войны 1941-45 гг. — это перечень стратегических поражений. Здесь даже не рассматриваются аспекты прямого или косвенного участия России-СССР в военных конфликтах, можно только заметить, что все войны в ХХ веке, за исключением сомнительных итогов Второй Мировой Россия-СССР проиграла; прежде всего подчеркиваются поражения в политической, экономической, технологической, социальной, информационной, пропагандистской областях, а именно совокупность этих факторов и предопределяет в значительной мере исход войны. Нет, мелкие тактические победы были, но они не стали и не могли стать плацдармом для развития инициатив ни в одной из вышеперечисленных областей. Слишком деинтеллектуализированы были основы государства, слишком примитивным было положение большинства интеллектуалов. По сути в сохранении Советской системы не был заинтересован никто, а подстраховочные мероприятия организованные Западом во многом выражали излишние его опасения. Можно было все сделать прямо в 1985 году. Но нас интересует совсем не это. До сих пор не ясно, способна ли такая страна как Россия предпринять хоть какие-то попытки выйти из своего тупикового положения и восстановить хотя бы небольшую часть утраченных позиций. Если она окажется способной сделать это, возникает неизбежный фактор столкновения ее с США, страной, которую с конца 80-х годов охватила прогрессирующая паранойя. Американцы последние 10 лет не хотят усту- пать ни в чем ни одной стране мира, они невероятно упрямы, злопамятны и злокозненны, что вызывает естественную ненависть очень многих. Поэтому, представляется вполне обоснованной возможность появления группы пассионариев как внутри США, так и за их пределами, которая направит это стадо свиней в пропасть, куда последние с радостью (у них все делается если не с радостью, то с улыбкой) и последуют.
Бесцеремонность с которой американцы вторгаются во все сферы жизнедеятельности практически всех стран не может продолжаться долго, тем более что это неприкрытое вторжение с каждым годом усиливается, даже многим развитым странам в ближайшее время придется столкнуться с угрозой реальной потери остатков своей экономической и политической независимости. И пока не видно запдноевропейской страны, могущей внести дезорганизацию в американские планы.
В настоящее время практически во всех странах, особенно тех, кто постоянно подчеркивает свою «цивилизованность», среди всех слоев населения, культивируется мнение что наиболее оптимальный способ существования нации — это мирное совершенствование буржуазных отношений, недопустимость социальных, расовых и религиозных конфликтов, «стабильность» внутриполитической ситуации, приверженность каким-то так и неназванным международным и общечеловеческим нормам и т. п. Цели пропаганды такого положения вещей довольно хорошо ясны: в условиях узурпации мирового господства одной страной, невыгодно возникновение даже небольшого очага нестабильности, ибо он может вызвать серьезную цепную реакцию, особенно в государствах, где возникновение нестабильности может быть обусловлено схожими причинами. Да и вообще, когда все подчинено одному центру конфликты могут инициироваться только этим центром сугубо в выгодных ему целях, однако он будет всеми мерами не допускать крупных глобальных конфликтов, поскольку сам навряд ли сможет самоустраниться от участия в них, а участие его может вызвать ряд опасных ситуаций внутри центра. Эти возможные ситуации перечислялись в начале "Иудея и Израиль". Однако период «стабильности» не может продолжаться долго. Более того, искусственное его поддержание, «консервация», могут привести лишь к более тяжелым последствиям, и к менее предсказуемым результатам. «Стабильность» безусловно нужна, но нужна она только как период между двумя потрясениями. За период стабильности повышается благосостояние населения, люди обустраиваются, покупают дорогие вещи, строят далеко идущие, хотя, как правило, не выходящие за их мещанские интересы планы; совершенствуется наука, производство, увеличивается деторождаемость, накапливаются капиталы, разрастается бюрократический аппарат, энергия подавляющего числа людей (и даже интеллектуалов) расходуется, в основном, на достижения мирных целей. Эта ситуация постепенно подходит к своему насыщению, когда появляется достаточное количество интеллектуалов, для которых подобное положения более совершенно нетерпимо. Их совсем не должно быть больше, чем интеллектуалов, которых подобное положение устраивает, они, в принципе, всегда будут составлять меньшинство, но на их стороне будут многие субъективные факторы. Два раза после войны мы сталкивались с похожей ситуацией. Первая — Карибский кризис 1962 г., вторая — начало 80-х годов. В обоих случаях, как в СССР, так и в США, не нашлось достаточного количества людей способных инициировать Потрясение, которое явно назрело. В первом случае, шаг назад сделал СССР, а во втором случае Запад решил вопрос "мирным путем", вколов своему главному противнику яд либерализма. США после развала СССР вступили, как коллективный организм, в некое подобие «климакторического» периода, симптомы которого видны налицо (та же паранойя, психозы). СССР пережил такой период в конце 70-х начале 80-х годов, но у него он закончился в латентной стадии. Возникает вопрос: а почему нужна именно война, а не революция? Сразу оговорюсь: речь идет только о широкомасштабной войне, вроде Первой или Второй Мировой. Разного рода мелкие конфликты, типа захвата Гренады или "Бури в пустыне" нас не интересуют, по способам их ведения, они больше смахивают на мастурбацию. Дело в том, что революция всегда есть сознательное, для тех кто ее подготавливает, и бессознательное для тех кто ее осуществляет, (особенно на рядовом уровне) разрушение. Мне могут заметить, что война — это тоже разрушение. Однако, с позиции высшего интеллекта, нас мало интересует тот вид разрушений который несет война, а это в основном разрушение промышленных, хозяйственных или жилищных объектов. Это все рано или поздно восстановится. Революция — совсем другое дело. Война направлена на уничтожение врагов, внешних или внутренних, революция направлена на уничтожение всех кто стоит на ее пути. Чувствуете разницу? Война, так или иначе, ведется большими массами и она эти массы сплачивает, а следовательно она сплачивает и большое число интеллектуалов. Революции всегда подготавливаются пассионарным меньшинством, и у любой революции, врагов всегда больше чем сторонников, а поэтому и действия применяемые в отношении противников носят более жесткий характер. Войны — сплачивают, революции — разобщают. Революция всегда способствует деинтеллектуализации всех без исключения сфер жизнедеятельности. Никаких научных взрывов после революции никогда не происходит. Войны же наоборот, активизируют не инстинкты разрушения, которые не порождают ничего кроме слепых сублимаций, а напротив, инстинкты самосохранения, которые у интеллектуалов сублимируются в резкое усиление интеллектуальной активности и увеличением числа конечных интеллектуальных продуктов. Война поэтому всегда способствует активизации науки и это — общеизвестный факт. Чем глобальнее война, тем более мощные сдвиги в сознании она порождает. Но опять-таки, война далеко не всегда может дать то что дает нам революция, а именно, глубокую, если не полную ротацию всей правящей вертикали и появление возможности ввести свою собственную интеллектуальную вертикаль. В принципе, революция — тоже положительное явления — она способствует устранению от власти слабых режимов, которые не могут себя защитить от собственного населения, руками которого делается любая революция, кем бы она не организовывалась, в то время как война может продлить агонию прогнившего режима. К примеру, что бы там сейчас не говорили об большевистской революции в России, ясно, что успех ее вне зависимости от того кем она разрабатывалась, и кем проводилась, был обусловлен исключительно абсолютным загниванием режима царя-алкоголика Николая II, а потому полнейшей оккупацией всех эшелонов гражданской власти и армии бессознательными массами вперемешку с интеллигентами. Царский режим в России достиг своего полнейшего кризиса в 1904 году, благодаря чему английский кузен Николая II начал против него войну на Дальнем Востоке (В данном случае руками японцев. Удар сзади — типично английская привычка). И не удивительно, что не нашлось хотя бы группы людей непосредственно входящих в высшие монархические круги, которые смогли бы заменить впавшего в депрессию царя более перспективным человеком, пусть даже из его окружения. Обобщив все сказанное, необходимо сделать вывод: какой же все-таки сценарий нас, интеллектуал-социалистов, больше устроит? При всех плюсах и минусах обоих сценариев, мы должны отдавать себе отчет и в том, какой сценарии реально возможен. А здесь значительно более вероятен вариант — сначала революция (или хотя бы возникновение массовых общественных беспорядков, кризис власти, экономический кризис), а затем война. По крайней мере, такой ход событий будет более реален и для России, и для США, и может быть даже для Европы, хотя нынешнее состояние Европы не внушает никакого оптимизма, думаю янки об этом позаботятся, все-таки Европа их главная колония. Кроме того, Европа уже слишком давно живет в долг и американцам, особенно если подключить Японию, не составит никакого труда вызвать любой вид кризиса, в любой европейской стране. Так что Европа просто вынуждена будет «отрабатывать», несмотря на все свое комфортолюбие. Россия же, чьи интересы, как интересы независимого государства, будут всегда фундаментально противоположны интересам США, тоже стоит перед дилеммой: либо воплотить эти интересы в реальные действия уже в ближайшие годы, либо исчезнуть как серьезная геополитическая единица, по-видимому навсегда. Более того, вариант революция-война будет более удобен и в психологическом плане, т. к. при создавшейся социально-политической обстановке во всех ведущих странах, связанной с длительным отсутствием войн, и резким повышением уровня жизни, будет куда лучше если массы сначала дадут разыграться своим разрушительным позывам (революция), а уж затем станут консолидироваться против общих врагов (война). В этом случае консолидирующей силой сможем стать мы, причем сделать это будет тем легче, чем больше наших врагов самоликвидируется, пусть даже только духовно и идеологически, в предыдущем революционном этапе. В большую войну можно будет стать мощной, я бы даже сказал мистической силой, и без разного рода таких любимых интеллигентами продседур "народного волеизъявления" или чего-нибудь подобного. Кстати, во время войн интеллигенция обычно замолкает. В этом вопросе мы окажем ей и психологическую помощь, приспособив для настоящей ситуации один старый принцип, соответственно его перефразировав: "Когда пушки говорят, интеллигенты глохнут".