— Нужно было… очень нужно. У нашего батальона на переднем крае высотка есть… Такая вот… вперёд выступает, мешает фашистам здорово. Они её всё время атакуют, а наш командир говорит мне: «Петька, обеспечь минами и ракетами батальон, мы тогда дадим жизни фашисту!» Ну я, конечно, и взял немного побольше. Зато сегодня ночью, как только фашисты поползли, мы ка-а-ак ракеты пустим да по ним из миномётов да из пулемётов. Отстояли высотку!
Петя помолчал, потом обиженно добавил:
— Уж если капитану мин и ракет для нашего батальона жалко, пусть в следующий раз вычтет.
Он опустил глаза и для убедительности даже хлюпнул носом.
Мне вдруг захотелось обнять мальчишку, но дисциплина есть дисциплина, и я сказал только чуть-чуть помягче:
— Ладно, раз ты так о батальоне заботишься, на первый раз прощаю. Но учти, что дисциплину нарушать тебе не позволю. Понял?
Мальчик кивнул головой.
После разговора с Петей я пошёл в третий батальон и вызвал старшего лейтенанта Кайназарова.
— По каким соображениям боевое снабжение батальона вы доверили тринадцатилетнему парнишке? А если боеприпасы вовремя не доставит — кто за это ответит?
Кайназаров побледнел, но не растерялся.
— Товарищ майор, разрешите нарушить уставный порядок? Я хотел бы задать один вопрос.
— Пожалуйста, — нехотя ответил я.
— Почему вы вчера заменили на правом фланге мой батальон вторым?
— Что ж, отвечу: вчера ожидалась фланговая атака, решалась судьба полка, и я считал, что капитан Степанов лучше выполнит задачу.
— Вот поэтому и я посылаю Захватаева за боеприпасами. Он лучше, чем кто-либо, выполнит задание.
— Но у капитана Степанова большой боевой и жизненный опыт.
— Товарищ майор, я только что из военного училища, можно сказать, со школьной скамьи, мне обижаться не положено. Но скажите, если бы я успешно провёл несколько боёв, вы бы мне верили не меньше, чем Степанову?
— Конечно.
— Вот поэтому и я верю Захватаеву. Мой командир отделения боепитания аккуратный человек, очень дисциплинированный, придраться не к чему, всё выполняет, а вот инициативы никакой. Петька же с такой душой всё делает, с таким огнём!.. Так что разрешите оставить его на этой должности?
— Дело ваше. Но помните, что главную ответственность несёте вы.
— Есть, товарищ майор. Я за весь батальон отвечаю, только Захватаеву я, как себе, верю.
Дней через шесть я снова услышал о Петьке.
Вечером в третий батальон привезли ящики с боеприпасами и сложили их в сарае на окраине деревни. А ночью противник начал обстрел наших позиций зажигательными снарядами. Вспыхнуло несколько домов недалеко от склада. На одном из них обвалилась крыша. Сноп искр поднялся вверх и посыпался в сторону сарая. Увидев это, часовой окаменел. Он втянул голову в плечи, приоткрыл рот и замер, ожидая взрыва. Потом вдруг рванулся в сторону, юркнул в укрытие и закричал оттуда:
— Петька, спасайся, сейчас рванёт!
Петя не обратил внимания на крик. Он бросился в дверь и начал волоком вытаскивать тяжёлые ящики, но вскоре убедился, что один ничего не сделает. Он выскочил на улицу, чтобы позвать на помощь, и услышал жалобный шёпот часового, звавшего его в укрытие, и тогда только сообразил, в чём дело.
— Ах ты, гад! — закричал Петька и поднял автомат. — Трус ты! Спрятался? А ну, выходи, всё равно живым не уйдёшь, — и щёлкнул затвором.
Часовой выглянул и увидел горящие яростью Петькины глаза. На четвереньках, испуганно озираясь, солдат выполз из щели.
— Гитлер ты проклятый, больше никто! — ругался Захватаев.
— Ах, так! Я Гитлер? Выходит, что я Гитлер? — заорал солдат и бросился в сарай. Ящик за ящиком вытаскивал он из сарая. — Так я Гитлер? Я Гитлер? А?
Так и разгрузили весь склад. Боеприпасы оказались в безопасности.
Услышав об этом, я решил повидать Петю и отправился на участок третьего батальона.
— Где ваш начальник боепитания? — спросил я командира батальона.
— Запряг свою Сивку и повёз патроны на передовую.
— Как дорога?
— Такая же, как и все дороги на передовой, — уклончиво ответил Кайназаров.
— Простреливается? — в упор спросил я.
— Бывает, — опять увильнул комбат.
— Сколько времени нужно, чтобы добраться туда и обратно?
— Минут сорок.
— А прошло?
— Больше часа.
Тревожная мысль шевельнулась у меня: «Неужели что-то случилось с Петькой?»
Прошло ещё десять минут.
— Нужно идти, — сказал я, но никто не двинулся.
Вдруг из-за угла, не с той стороны, откуда мы ждали, вывернулась Сивка, и все увидели: патронная двуколка пуста.