Еда и питье были основными отраслями промышленности. Половина дня зажиточного немца уходила на передачу съестных припасов от одного конца его анатомического тела к другому. Бюргеры гордились своими аппетитами, которые, как и одежда их женщин, служили предвестниками их процветания. Один циркач прославился на всю страну, съев за один прием пищи фунт сыра, тридцать яиц и большую буханку хлеба, после чего упал замертво. Ужины, длившиеся по семь часов, с четырнадцатью тостами, не были редкостью. Свадьбы во многих случаях были буйством гурманства и опьянения. Один веселый принц подписывал свои письма «Valete et inebriamini» (Будь здоров и напейся). Саксонский курфюрст Кристиан II напился до смерти в возрасте двадцати семи лет. Общество воздержания боролось со злом, но его первый президент умер от пьянства.30 Утверждалось, что обжорство сокращает срок жизни. Эразм Винтер сказал в 1599 году: «Из-за неумеренного питания и питья сейчас мало стариков, и мы редко видим мужчину тридцати или сорока лет, который не страдает от какой-нибудь болезни, будь то камень, подагра, кашель, чахотка или что-либо другое».31
Мы не должны принимать эти жалобы современников слишком серьезно. Вероятно, большинство людей были трудолюбивыми, многострадальными и буквально богобоязненными; но в истории, как и в журналистике, добродетель не делает новостей, что доказывает ее обычность. Жены мещан жили в скромном домашнем уединении, поглощенные сотней обязанностей, которые не оставляли времени на более тяжкие грехи, чем сплетни; а многие женщины из высших классов, как Анна, жена курфюрста Августа I Саксонского, были образцами добросовестной преданности своим семьям. В той неспокойной Германии были и приятные стороны: любовь к детям и дому, щедрое гостеприимство, зажигательные танцы и хорошая музыка, веселые игры и праздники. Первая в истории рождественская елка была установлена в 1605 году в Германии; именно немцы окружили праздник Рождества Христова живописными реликвиями своего языческого прошлого.
Танцы и народные песни порождали формы инструментальной музыки, и гимны перерастали в массивные хоралы. Органы становились памятниками архитектуры; клавесины, лютни и другие инструменты сами по себе были продуктами любовного искусства; гимны, особенно в Богемии, иногда были великолепно украшены. Протестантские гимны часто были дидактическими или полемическими, жертвуя нежностью средневековых священных песен, но протестантские хоралы уже указывали на Иоганна Себастьяна Баха. Музыкальное образование было обязательным в школах всех вероисповеданий; «кантор», то есть профессор музыки, занимал в схоластической иерархии место только после ректора или директора. Органисты тогда были так же знамениты, как сейчас пианисты; Якоб Хандль пользовался большим авторитетом в Праге, а братья Хасслеры — Ганс, Каспар и Якоб — радовали прихожан, часто своими собственными сочинениями, в Дрездене, Нюрнберге и Праге. Музыкальные способности, как правило, передавались в семьях, но не по мистической наследственности, а по домашней заразе; так что целый ряд Шульцев носил фамилию Праэториус. Михаэль Праэториус написал не только тома о музыке, но и, в своей «Syntagma musicum» (1615–20), основательную и научную энциклопедию музыкальной истории, инструментов и форм.
Великим представителем этой эпохи и области был Генрих Шютц, единодушно признанный отцом современной немецкой музыки. Он родился в саксонской семье в 1585 году, ровно за столетие до Баха и Генделя, и создал музыкальные формы и дух, которые эти люди довели до совершенства. В двадцать четыре года он отправился в Венецию, где учился у Джованни Габриэли. Вернувшись в Германию, он колебался между музыкой и юриспруденцией, но в конце концов устроился музыкальным директором при дрезденском дворе Иоанна Георга, курфюрста Саксонии. Начиная с 1618 года он создавал хоровые композиции, которые по манипуляциям и контрасту хоров, сольных голосов и инструментов полностью подготовили многочисленных Бахов. Впервые тяжелый немецкий хоровой контрапункт был объединен и облегчен более мелодичным «концертным» стилем, в котором сочетались голоса и инструменты. В честь свадьбы дочери курфюрста (1627) Шютц написал первую немецкую оперу «Дафна», основанную на одноименной опере Пери, исполненной во Флоренции за тридцать три года до этого. Вторая поездка в Италию заставила Шютца уделить больше внимания соло и инструментам в «Священной симфонии» (1629), положив на музыку латинские тексты из Псалмов и Песни Песней. В 1631 году Саксония стала театром военных действий, и Шютц скитался от двора к двору, даже в Данию, в поисках хоров и хлеба; только в 1645 году он вновь обосновался в Дрездене. В том же году он создал стиль немецкой страстной музыки, написав ораторию «Семь слов с креста»; здесь он подал пример того, что слова одного персонажа должны звучать одним и тем же голосом, а предшествовать или следовать за голосом должны те же напряжения в инструментах; Бах перенял этот метод в «Страстях по Матфею». Снова открывая новые пути, Шютц опубликовал в 1657 году Немецкие концерты-кантаты, которые ставят его вместе с Кариссими в один ряд с основоположниками драматической оратории. Его Рождественская оратория (1664) установила для Баха еще одну планку, на которую он должен был ориентироваться. Годом позже он достиг зенита в «Страстях и смерти Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа», сурово написанной для одних только голосов и лишенной арий. Вскоре после этого он потерял слух. Он удалился в уединение своего дома и умер в возрасте восьмидесяти семи лет, положив на музыку отрывок из 119-го псалма: «Уставы Твои были песнями моими в доме странствия моего».