Таково начальство. Таково же, а может быть, и еще хуже основное ядро дальне-восточной армии — офицерство. «Местные военные организации, это — скопище пьяниц и бездельников», — пишет Будберг. «В Харбине, — продолжает он, — появились семеновские вербовщики и сманивают молодежь на службу к атаману, рисуя соблазнительные картины вольной, бездельной и не знающей удержа жизни. Одному из артиллерийских офицеров так и говорили: жрем до отвала, пьем без просыпа, препятствий никаких, а служба — одно удовольствие».
«По краю катится волна дикого произвола, долго накапливаемого во время пьяного безделья на разных стоянках в полосе отчуждения. Теперь дорвались и стараются во-всю».
«Бывая в собрании, вижу кутежи, швыряние десятками тысяч денег, слышу постоянные рассказы о скандалах, чинимых офицерами, и о массовых драках, которыми эти кутежи иногда кончаются. Старшины собрания безмолвно на все это взирают и боятся вмешиваться, ибо у скандалистов револьверы и шашки, которые они с большой легкостью пускают в дело под предлогом «оскорбления мундира».
«Вернулся со станции «Эхо» полковник Волков, ездивший туда, чтобы познакомиться с состоянием тамошнего офицерства. По его мнению, 3/4 молодых офицеров распущены и развращены до полной невозможности их исправить, а некоторые из них — готовые уже преступники, опасные для общества и государства, ибо за деньги на все способны».
Весь дневник Будберга пересыпан такими негодующими характеристиками. Таково основное ядро дальне-восточной белогвардейской армии.
Немногим лучше обстояло дело и в Западной Сибири. Про военного министра сибирского правительства Будберг пишет: «Приехавший из Омска Иванов-Ринов — пустомельный, но нахальный дурак». Несколько позже он пишет: «Приехал из омска Иванов-Ринов, нагруженный контрабандой и разными товарами». Под стать Иванову-Ринову было и все сибирское правительство. «Газетные сообщения подтверждают, — пишет Будберг, — что в освобожденных от большевизма районах Приуралья и Поволжья идет неосветимый кавардак. Все лезут к власти, ругаются, подкапываются, совещаются и ничего путного выдумать не могут».
Все авторы воспоминаний признают, что у белогвардейщины не было никакой опоры среди рабочих и крестьянства. Естественно поэтому, что, чувствуя свою слабость, белогвардейцы поддерживали свою власть самым диким, жестоким насилием. Весь дневник генерала Дроздовского наполнен описаниями этого насилия.
На эти жестокие расправы толкала белогвардейцев и жажда мести за то, что крестьяне осмелились захватить их — белогвардейцев — собственность.
«Внутри все заныло от желания мести и злобы, — пишет Дроздовский. — Расправа должна быть беспощадной. Два ока за око. Пусть знают цену офицерской крови». В деревне Малеейке дроздовцы «всех крепко перепороли шомполами. Вой стоял стоном». «В Мелитополе изловили и ликвидировали 42 большевиков». Во Владимировке расстреляли несколько человек. «После казни подожгли дома виновных, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45 лет, при чем их пороли старики… Затем жителям было приказано свести даром весь лучший скот, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд, забрали всех лучших лошадей… Око за око! Сплошной вой стоял в деревне». «Жутки наши жестокие расправы, жутка та жадность, то упоение убийствами, которые не чужды многим из добровольцев», — признается Дроздовский.
И этот Дроздовский, прошедший огнем и мечом от границ Румынии до Дона, стал кумиром белогвардейцев.
То же было и на Дону. «Миловать не приходилось, — пишет Денисов. — Каждое распоряжение несло если не наказание, то предупреждение о нем. Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять». «Стоять у власти в то время мог лишь тот, кто мог быть жестоким». Действительно, только самым жестоким террором могла держаться ненавидимая крестьянством и рабочими белогвардейская власть.
Такие же жуткие картины расправ белогвардейства с крестьянством во время «Ледяного похода» Корнилова рисует в своих воспоминаниях и Р. Гуль. В селе Лежанке, где население оказало сопротивление отряду Корнилова, после ухода Корнилова оказалось 507 убитых, а сами белогвардейцы потеряли только 3 убитых и 17 раненых.
На Дальнем Востоке дело обстояло еще хуже. Вот несколько отрывков из дневника Будберга: