Следующий день был куда менее интересен. Две женщины уговаривали моих родителей перевести меня в питерский интернат. Без особого успеха, правда. Что есть в Питере из того, чего нет в Москве?
Неожиданно легко удалось забрать фотографии шариков. Я просто их снял со стены, упаковал в плотную оберточную бумагу и перевязал бечевкой. Мне никто слова не сказал, видимо, решили, что так и было задумано изначально.
Остаток дня мы ходили по разным магазинам, а закончили вечер в театре. Провинциальные актеры настоящие подвижники и жрецы в храме Мельпомены. Зрителей гораздо меньше, чем в столицах, приходится значительно чаще обновлять репертуар. А значит, актерам надо постоянно учить новые роли, быть более гибкими и работоспособными, чем их коллегам в больших городах, сезон за сезоном отыгрывающим один и тот же, часто проходной спектакль.
В пятницу на посадку в самолет собралась целая компания поселковых. Кроме нас объявился Вадим Петрович, просил не говорить в районе, что на доклад не успел приехать. Отец Подснежника выручил сына и теперь везет его домой. Для того вся история кончилась постановкой на учет в милиции. Пацан был слегка помят, но рад-радешенек окончанию приключения. Генкин отец, наоборот, был сильно мрачен и зол. Его сын вновь включил блатняк, ботает исключительно по фене, послал матерно родителей и заявил, что сел из-за невозможной атмосферы в доме. Воспитывают там его, дескать. Отец сказал: «Тогда живи как сам знаешь. Мы к тебе более отношения не имеем». Повернулся и ушел. Даже передачу не оставил. Генке придется вернуться в колонию. Будет хорошо, если только досиживать срок, а не с новой судимостью.
В последний день третьей четверти, 23 марта, я получил документы в школе. Против всех правил – об окончании девятого класса. Прощание с одноклассниками и друзьями уже было. Колька и Нинка клятвенно обещали приехать сразу после окончания учебного года.
После прощального сбора Алёна оставила меня на ночь. Ее мама подменяла подругу на дежурстве. Они тоже собираются летом уехать из поселка. Не в Подмосковье, как я предложил, а сначала в родной город родителей, познакомиться с дедушками и бабушками. Дальше решат, что делать. Летом девочка ко мне не приедет, но обязательно будет писать. Мы договорились на одно письмо в неделю. Про свое желание стать артисткой подруга не забыла, но пока еще окончательно не решила, кем ей стать: может, пойдёт в медицину, а не на сцену.
Мою ночевку вне дома предки не отследили, они устроили двухдневный отходной банкет. На нём были все приятели и знакомые, кроме дяди Васи. Он лежит в больнице. Его последний рейс оказался сложным, зимник не хотел отпускать Василия. В караване сломался один из тракторов, завгар остался его чинить, а остальные тракторы уехали, пообещав прислать подмогу. До пункта назначения и оставалось-то всего ничего, километров пятнадцать. К вечеру помощь должна была прийти, но случилась пурга, и вездеход приехал только через двое суток. Трактор был починен, но дядя Вася пылал от высокой температуры – сильное воспаление легких. Впрочем, ничего уж очень страшного не случилось, больного быстро эвакуировали вызванным вертолетом. Полежит еще недельки две в больнице и выйдет долечиваться домой, под крыло Симочки. Та каждый день носит ему пироги и плюшки.
Наши контейнеры, мой с машиной и родительский с вещами, отошлет Миха. Коля Ким ему поможет, а Зинкин отец проследит за ними по пути следования. После устроенной сделки с икрой я у них в авторитете.
У поселковых пацанов мой авторитет тоже поднялся после статьи в «Камчатской правде» о докладе. Сейчас у них идут гнилые тёрки на тему Подснежника. Кем его считать: стукачом или жертвой обстоятельств? Казалось бы, вам-то оно зачем? Но парни не могут спокойно жить, хотят разобраться. Блатные романтики, без мата про них не скажешь.
Хорошо, что я ухожу от мелких местечковых проблем к серьезным делам в Москве.
Никогда не забуду, как отчим выпил перед трапом с остающимися друзьями стакан коньяка, поднялся к люку, вдруг обернулся, выкинул за борт свою дорогущую ушанку и закричал: «Камчатка! Прощай навсегда!»