— Госпожа Геррая… ради богов, прошу простить за небольшую задержку, я только разберусь с этим… человеком. Это не займет много времени.
— Конечно, — кивнула девушка. — Судя по виду, ему надо в больницу. Классическое истощение.
— Да-да. — И уже без всякой почтительности директор обратил свой взор на бледного юношу. — Патрис! Как вы посмели устроить это безобразие?! Вы понимаете, что вы собственной рукой перечеркнули свое блестящее будущее?
— Господин директор…
— Молчать! Слушать, когда с тобой говорят! Ты понимаешь, что избиение студента не может остаться безнаказанным?
— А ты, оказывается, драчун, — прокомментировала Принцесса с толикой брезгливости. — Господин директор, кого он избил до дуэли?
— До дуэли? — растерялся директор. — Я говорю о господине Дарейне, которого этот тип осмелился избить…
— Правда? — температура в комнате резко упала, директор испуганно икнул, заметив, как побелели кончики волос Ледяной Принцессы. — И кто до вас довел подобную информацию?
Директор попятился, но тут же взял себя в руки, исподлобья глянув на девушку.
— Профессор Ралгун сообщил мне, что в Общем Зале произошла безобразная сцена, где…
— Профессор, значит… Простите, а почему профессор Ралгун не остановил избиение, если он присутствовал при этом? Это же его прямая обязанность — следить за порядком.
«Боги, за что?» — явственно читалось на лице уже немолодого директора. Ему совершенно не хотелось ссориться с дворянством, у которого немалое влияние, ради какого-то горожанина, а потому он решил его просто выгнать за драку. Но вот вызывать одновременно с ним Ледяную Принцессу точно не стоило. Логику этой девушки порой понять было невозможно. Она с одинаковым равнодушием могла растоптать и дворянина, даже высокопоставленного, и простолюдина. Ее высокое положение защищало Ленайру почти от всего в школе. Пожалуй, только ее дед и император могли бы повлиять на нее. Но Геррая во всем потакал внучке и выполнял все ее капризы, а император… страшно представить, что с ним, директором академии, сделают, если он посмеет пожаловаться ему на Ленайру Геррая…
От этой мысли лоб директора покрылся бисеринками пота… несмотря на то, что температура в кабинете упала еще сильнее.
— Как я понял, профессор застал только самый финал драки и не успел вмешаться…
— Очень интересно… а я там была с самого начала. Господин Дарейн вызвал Патриса Тернова на дуэль и проиграл.
— Дуэли запрещены без одобрения преподавателей.
— Разве профессор Ралгун не одобрил дуэль? Ах да, по вашим словам, он пришел уже под конец. Кто же врет?.. Господин директор, вы же не станете врать своим ученикам?
Волосы Ледяной Принцессы уже покрылись инеем и побелели, иногда рядом с ней падала одна или две снежинки. На миг директор потерял над собой контроль, и на его лице явственно отразилось все, что он думает об этой девчонке, но тут же это выражение сменилось бессильной яростью и пропало — директор взял чувства под контроль. Быстро глянул на Ленайру: что успела понять? Ага, прочитаешь что-либо на этой ледяной маске, которую ошибочно называют лицом.
— Он не должен был принимать вызов дворянина, — выдохнул директор.
— Правда? — В руках девушки, словно из воздуха, материализовалась небольшая книга в черном кожаном переплете. — Будьте добры, скажите, в каком пункте устава это сказано?
— В каком пункте…
— Пункт четвертый.
Девушка зашелестела страницами. Вчиталась.
— Ага. Простолюдин не может вызывать на дуэль… но может принять вызов дворянина… Насколько я помню, вызов исходил от Миррора… господина Дарейна. Никакого нарушения нет.
— Наверное, я уже подзабыл некоторые тонкости, — сдался директор.
Волосы девушки мигом вернули свой естественный черный цвет, в комнате потеплело.
— Конечно. У вас же столько дел, неудивительно, что вы забыли такую мелочь.
— Патрис, — прошипел директор. — Считайте, что вам повезло. Можете идти. И загляните в больницу.
Патрис с явным облегчением развернулся и наткнулся на ничего не выражающий взгляд Принцессы.
— Господин Тернов, теперь, когда это мелкое недоразумение уладилось, я имею честь сообщить вам, что вызываю вас на дуэль завтра в шесть вечера в спортивном зале.
Патрис разом покраснел, потом посерел, наконец, побледнел.
— Примет ли госпожа мои искренние извинения за неподобающее поведение?
— Не примет. — Во взгляде ни презрения, ни гнева, ни сочувствия — абсолютное равнодушие. — Вы имели храбрость… или глупость противостоять моим людям. Пусть некоторые из свиты показали себя недостойными моего внимания, но в тот момент они принадлежали мне. Таким образом, их поражение — это мое поражение. — Ее голос вдруг упал до шепота: — И если мой вызов не будет принят, я позабочусь, чтобы стены этой академии оказались закрыты для того, кто слишком вольно обращается со своей честью.