– Господин полковник! Тут передают, чтобы утром ждали, ориентировочно к восьми утра подойдут танки союников.
Сразу на душе полегчало. А Родимцев мне кружку подаёт. Мол, выпей, соратник, за своё спасение. Считай, второй раз родился. Заглотил я спиртяшку, рукавом занюхал. И правда, отпустило. Ну, тут опять в штаб импровизированный ломятся, оказывается, того англичанина, что нас таранил, прямо на позиции занесло и ребята его подобрали. Хотели было его на месте кончить, да пожалел я, всё-таки, храбрый оказался, не отвернул. Упросил я Родимцева его до наших оставить, уж больно меня удивило, как тот поступил. По-настоящему, как истинный воин. Ну, ладно. А тут и "лайми" в атаку опять пошли. Подхватились мы с десантником, и тоже на позиции. Я – за пулемёт на крыше, он со своими внизу, мясорубка, одним словом. Уже второй ствол сменил, когда откатились, да и то потому, что им в спину ударили. И опять земляки. Наши германские десантники. Их около роты прорвалось из Блэчли-Парка, где у "томми" шифровальная школа была. И притащили с собой пленных человек двадцать. Ну, пленных в подвал, а командира десантуры – к нам. Здоровенный шкаф. Наши погоны увидел – заробел. Всего-то навсего унтерштурмфюрер. Офицеры все полегли. И фамилия у него интересная. Шварцнеггер. Густав. Ладно. Распределили мы по быстрому его ребятишек. Ждём утра. А до рассвета ещё часов шесть. И британцы словно осатанелые лезут. Дошло уже раз и до рукопашной. Ну, тут двое отличились, наш и русский. Правда, когда Родимцев представление писал в перерыве на награду, я фамилии прочитал и не удивился: Николай Королёв и Макс Шмеллинг. Кто же не знает самых знаменитых боксёров мира? Один олимпийский чемпион 1936 года, а второй чемпион испанской Всемирной Спартакиады 1940-го. Любо дорого было посмотреть, как они челюсти сворачивают. Да и Густав от них не отставал: настоящая машина! Ох, и здоровый же он, однако… Ладно. Самое смешное под утро уже случилось. Ещё к нам подкрепление пожаловало. Итальянцы. Смешно? Мне поначалу тоже, уж кому как мне не знать макаронников? Да ошибся я. Десантники у них звери ещё те, а если учесть, что почти все с маньчжурским опытом… Молодцы ребята! Как дали британцам, так те сразу и затихли. Больше и не дёргались. А в восемь утра, как и обещали, гудит гремит, стенка кирпичная в песок, и из-за неё появляется тупая морда русского "ЛК-13". Что тут началось! Ввверх сразу полетело всё, что можно: береты, каски, фуражки. Народ, почитай. С того света вернулся. Уцелели! Я, правда, больше всех обалдел, когда из танка Сева вылез. Попаленый весь. Но живой! Ох, и давно же мы с ним не виделись… он, правда, при виде моей сияющей физиономии тоже обалдел. Гора с горой сойтись не могут, а человек с человеком… Тем более, на войне… Ну, ребята в тыл пошли сразу, а мы за встречу присели. Благо, и отметить чем нашлось: Родимцев перед уходом целую флягу спирта нам оставил…
Сквадрен -лидер Фриц Штейнбаум. Лондон.
…Дверь конуры, в которой я заперт, открывается. На пороге стоят двое десантников в полном облачении. Они с ног до головы увешаны оружием. Первый из них, что побольше, нагибается, и легко, словно ребёнка поднимает меня на ноги. Второй присоединяется и меня выволакивают наружу. Ноги немного затекли. Но вскоре я уже довольно сносно передвигаю ими. После прохода по подвалу мы оказываемся на улице. Уже рассвело. Возле развалин дома стоит громадина фашистского танка. Таких я ещё не видел: весь какой-то квадратный, с длинной, увенчанной набалдашником тормоза пушкой увесистого калибра. Стрельба и канонада прекратились. Вокруг – тишина. Возле танка стоит невесть откуда извлечённый стол. За ним сидят двое: русский офицер-дружинник латных частей с погонами полковника и оберстлейтенант люфтваффе. Перед нацистами стоит бутылка шнапса, мелко порезанное сало, колбаса. Закусывают, гады… Полковник поворачивается ко мне, и меня передёргивает – у него половина лица. То есть, одна половина нормальная, как у всех людей, а вторая – вся в лилово – розовых пятнах. Хорошо горел, видно. Он смотрит на меня, затем обращается к лётчику:
– И что, Макс, вот этот сопляк тебя уронил?
– Да, Сева. Знаешь, на таран пошёл.
– На та-а-р-а-ан? – удивлённо тянет дружинник. Его взгляд несколько меняется. Теперь он смотрит на меня с каким то уважением, что ли…
– Слушай, Макс. Ей Богу, он ведь не англичанин. Спорим?
– Да даже спорить не хочу, Сева. Или ваш, или наш. Но что не "Томми" – и так ясно. Эй, летун, ты кто?
Я молчу. Лётчик поднимается, и я вижу, что он здорово навеселе. Наливает кружку шнапса. Кладёт на хлеб кусочек сала и колбасы. Затем придвигает всё ко мне.
– Выпей, летун. Заслужил!
Дружинник вторит:
– Пей, не бойся! Честно заработал. Моего друга мало кто уронить на землю может. Ты вот – смог! Так что пей.
Чувствую, как мне развязывают руки. Растираю кисти и пью, затем закусываю. Эх, наглеть, так наглеть.
– Сигарету бы.
Оба гада смеются. Затем латник извлекает из кармана серебряный портсигар и достаёт из него толстую папиросу. Один из конвоиров щёлкает зажигалкой, и я окутываюсь ароматным дымом. Как хорошо! Сразу видно, что это не эрзац, которым мы последнее время пробавлялись.
– Садись.
Передо мной появляется пустой ящик из под снарядов. Я не обижаюсь. Оба фашиста сидят точно на таких же. Тут появляется новое действующее лицо6 русский монах в непонятном звании. Но по тому, как приветствуют его сидящие за столом, явно в немаленьком.
– Значит, немец… Спартаковец?
Глаза оберстлейтенанта холодеют.
– Был. Коммунист.
Теперь все трое смотрят на меня как на нечто гадкое и отвратительное.
– Где вступил?
– Мадрид.
Парочка, явно удивлённая, переглядывается, затем вновь наливают. Уже всем троим. Опять пьём. Монах воздерживается. Не положено, наверное…
– Вот где свидеться довелось… Где ещё был?
– Китай. Норвегия. Франция. Здесь.
– Молодец!
Неожиданно выдаёт русский полковник.
– Женат? Дети есть?
Перехватывает горло.
– Были. Бомбой. Накрыло.
Они некоторое время молчат.
– Дурак ты, братец. Не на ту сторону стал. Обманули тебя большевики, теперь – извини. За всё в этой жизни платить приходится. У него – дочка. У меня – трое. Что же, им умирать из-за твоих идей? Нет, для этого мы и воюем. Не мы Версаль устроили. А вот отменять нам пришлось…