Мерлин, этот Том Риддл самый настоящий маньяк-психопат. Чего стоят только его холодные синие глаза, будь я нормальным – меня бы от этого взгляда бросало в дрожь. Все смотрят на семикурсника Тома с благоговением и восхищением. Что меня больше всего удивляет – это то, что никто действительно не замечает безумия Риддла. Кроме меня, наверное, единственный человек в Хогвартсе, который смотрит на Тома с осторожностью и тревогой – это Альбус Дамблдор. Хотя профессор трансфигурации смотрит на меня точно так же. Еще бы, найденный на опушке Запретного леса, лишенный воспоминаний, в грязной, порванной одежде, изможденный и раненый. И аккурат перед началом учебного года. Я произвел целый фурор.
Кто я? Гарри Поттер, ведь так были подписаны некоторые фотографии из альбома, который я нашел в мешочке, висящем на шее. Нет, я не родственник Чарльзу Поттеру, я просто однофамилец, я так думаю. Я не вижу с гриффиндорцем никакого внешнего сходства – он статный, высокий юноша, факультет Гриффиндора будет гордиться таким выпускником в следующем году. Я же невысокий и болезненно худой, в круглых очках и потрепанных мантиях, вряд ли я со стипендии, которую выплачивает мне школа, могу одеваться в новое. Меня это нисколечко не волнует, иногда мне кажется, что я совершенно привыкший к таким вещам и нисколько не избалованный.
Шляпа определила меня на седьмой курс Слизерина. Школьная медсестра очень удивилась – она думала мне от силы пятнадцать. Мне кажется, она совершенно не права – пятнадцатилетние не ходят по Запретному Лесу в одиночку, да так, чтобы потом очнуться с запекшейся кровью и без воспоминаний. Шляпа при распределении как-то слишком обрадовалась и сказала: «Наконец-то помещу тебя в Слизерин». Это была вторая подсказка, что я вообще не отсюда.
Первой подсказкой, как глупо бы это не было, была пачка маггловских сигарет, найденная в том же мешочке на шее. Сигареты были из будущего, если судить по дате производства – 1998 год. Никто об этом, конечно, не знает – сначала я просто не стал показывать это профессорам. Я же не полный идиот, чтобы демонстрировать такое строгим педагогам. Я сам удивился, что курю. И уже потом, когда я в одиночестве сидел в укромном уголке у лесной опушки, недалеко от места, где меня и нашли, я курил и вертел сигаретную пачку в руках. Когда я обратил внимание на цифры, я поперхнулся и долго не мог откашляться. Когда дыхание пришло в норму, я понял, что совершенно спокоен – у меня нет ни паники, ни беспокойства, ни страха.
Страх – это отдельная тема. У меня ощущение, что в той, далекой и забытой жизни, возможно в будущем, я пережил нечто такое, что бояться мне больше нечего. Поэтому Том Риддл не вызывал во мне ни мурашек по позвоночнику, не дрожи в коленках, ни холодного ужаса. Слизеринский староста и его компания первое время присматривались ко мне, но я быстро дал понять, что я не желаю дружить и общаться с однокурсниками. Когда меня пытались запугать и проучить, я дал сдачи и ответил. Конечно, я получил взыскание и выговор, но меня больше не трогали. Через месяц я превратился в угрюмую, молчаливую тень, которая не желает, чтобы на нее обращали внимание или замечали. И всех, а главное меня, это целиком и полностью устраивало.
В том же мешочке на шее я нашел пригоршню галеонов, карту Мародеров, которой, на удивление, я помнил, как пользоваться, два обломка волшебной палочки. Та палочка, которая была сейчас у меня, совершенно мне не подходила. Намучившись с ней пару недель, я отправился в Выручай комнату, в надежде отыскать в горах хлама чью-нибудь давно забытую палочку. Недолгое время спустя мои поиски увенчались успехом, я нашел старинную, с дурацкой резной ручкой, украшенной дикими животными, волшебную палочку. Но она подходила мне почти как родная. Я решил обмотать ручку черной тканью, чтобы не смотреть на спаривающихся вепрей каждый раз, когда колдую. Когда я выходил из комнаты, я нос к носу столкнулся с Томом Риддлом. Слизеринец смотрел на меня очень странно, переводя глаза с меня на горы хлама за моей спиной, видные за открытой дверью. Я упрямо шагнул вперед, но он не сделал шага назад, как следовало бы. Нас разделяли считанные дюймы, и я, закрыв дверь, поспешил отойти от него.
- Откуда ты знаешь про эту комнату? – спросил он меня, когда я уже развернулся и пошел прочь по коридору. Это был первый раз, когда он заговорил со мной, не считая первого сентября, когда он представился как староста факультета, остальные разы за него всегда это делали его дружки.
- Про нее много кто знает, - просто пожал плечами я, придумывая самую легкую ложь. На самом деле я отлично помнил замок, множество тайных проходов и выходов из него. Я ни на секунду не сомневался, что я здесь уже учился и без слов шляпы. Я не стал оборачиваться к Тому, и продолжил свой путь подальше от этого психопата.
- Разве, - тихо протянул Риддл.
Поворачивая за угол, я обернулся и увидел, как он напряженно смотрит мне в спину. Сам того не подозревая, одной фразой, я положил начало к изменению будущего.
Я начал чувствовать на себе синие глаза. Чуть позже, мое воображение начало дорисовывать этот взгляд, направленный на мою спину там, где его быть не может. Я ощущал его, когда сидел один возле запретного леса, когда крался по туннелю в Хогсмид - раздобыть сигарет, когда шатался по пустынным коридорам. Даже мантия-невидимка, наверное, самая ценная вещь из мешочка на шее, нисколько не спасала ситуации. У меня начиналась паранойя. Но не это, на самом деле, беспокоило меня.
Здесь я очутился совершенно опустошенным, даже выпотрошенным. Не только, я не мог чувствовать страха, я практически ничего не чувствовал. Я был в глубоком черном омуте, затянутый на самое дно, откуда не видно было дневного света. Я не видел ни конца, ни края этой тоски и безысходности. И только Риддл будил в моей искалеченной душе какие-то струны. Я не понимал, каким образом, ведь слизеринец сам был холоднее снега. Но, так или иначе, ощущая синие глаза на себе, я чувствовал в душе какой-то трепет, какое-то легкое волнение, какой-то отзвук.
Том - псих, я в этом уверен. Не может нормальный семнадцатилетний юноша так себя вести. Он блистал на занятиях, на факультете, по всему Хогвартсу. Он завораживал, разбивал сердца, обольщал, контролировал. Но я откуда-то знал, что эти холодные синие глаза – глаза убийцы. Держаться от него подальше – это было как заповедь, как нерушимое правило, как спасение жизни. Но меня тянуло к нему.
Где-то в октябре у меня начались сны. Мне снилась моя жизнь, начиная примерно с трех-четырех летнего возраста. Каждую ночь я постепенно обретал все больше и больше своих же собственных воспоминаний. Я полагаю – это защитная реакция моего же мозга, ведь наверняка можно тронуться рассудком, если вся память обрушится на меня в одно мгновение. Я не ощущал себя тем Гарри Поттером, я что-то совершенно новое, другое. Что-то сильно изменило меня, но что именно – я надеялся, что мне еще предстоит выяснить, просмотрев до конца воспоминания. Я недоумевал, когда видел свое детство – я был настолько беспомощен. Эти магглы загоняли меня в угол, как животное. Но не это коробило меня, а мои собственные действия – я же мог сопротивляться, я мог сорваться, я мог наброситься. На самом деле я выл от слабости и жалости к самому себе, сидя в темном чулане под лестницей. У меня не было клыков. Будь я на самом деле маленьким зверенышем, каким они считали меня, давно бы перегрыз им глотки от голода.
А потом начался Хогвартс. И вместе со старым замком меня преследовало имя – Лорд Волдеморт. Сны, связанные с ним, вызывали целую бурю эмоций, я даже падал с кровати и периодически криками будил соседей по спальне. В той жизни я шел на поводу у всех – у преподавателей, у друзей. Даже у Волдеморта, вечно строящего на меня коварные планы. Я был глуп, наивен и беспомощен. Сейчас меня убивала эта беспомощность – я чувствовал себя бесхребетным существом, эдаким огромным слизнем, которого манит толпа людей большим золотым снитчем. И я полз с радостью, с удовольствием, меня ослепляли вспышки колдокамер, Рита Скитер выливала на меня мутную зеленую жидкость из ведра и тут же доставала перо, заваливая целой кучей вопросов. А я, заикаясь, краснея, протирая стекла от зеленых соплей, отвечал.