Воспоминания собственной жизни стали для меня огромным ударом. Я настолько глубоко ушел в себя, что не заметил даже, как оказался в лазарете. Сидя на больничной койке, я чувствовал вкус какого-то горького зелья, выводящего меня из этого жуткого ступора, которое насильно влили в меня. Рядом стояла школьная медсестра и Том Риддл. Да, заботливый и внимательный староста школы отвел своего приболевшего товарища в лазарет, когда почувствовал неладное. Медсестра что-то щебетала о переутомлении, депрессии, потере памяти, как тяжело мне приходится здесь одному. Мы с Томом не сводили друг с друга взглядов. Я не знаю, что он видел во мне, но я не сомневаюсь, что он мог разглядеть что угодно. Я же смотрел на него и размышлял – являюсь ли я до сих пор его крестражем, или та авада кедавра в запретном лесу, которая и отправила меня в прошлое, выбила его из меня.
Я начал ночные поиски в запретной секции библиотеки. Мне не нужно было ничего сверх запрещенного и черномагического. Я просто хотел найти заклинание, отображающее мою душу. Мне нужно было знать, являюсь ли я его крестражем. Потому что если да – то что? Бросаться с Астрономической Башни? Бежать к Дамблдору – пусть он меня сбросит, желательно чужими руками?
Или идти к Тому Риддлу?
Мне скоро опять повезло – я нашел то, что искал. Я создал большое, в огромный рост зеркало. Там же, в запретной секции, произнеся заклинание, я увидел, как мое отражение пропадает. Через мгновения появилось другое – отражение моей души. На первый взгляд на меня смотрел я сам. Но приглядевшись, я увидел там худого юношу не с зелеными глазами, а с холодными синими. Эта маленькая деталь, маленькое отличие дало ответ, в котором я так нуждался. Я прислонился лбом к холодной поверхности, поражаясь, как крепко во мне погряз чужой осколок души. Не выбитый смертельным проклятьем и путешествием сквозь время. Неужели он стал целиком и полностью частью меня? Тут же меня наполнила злость. Я не ощущал такую злость целую вечность, наверное, со дня смерти Сириуса.
Почему крестраж не повлиял на меня? Он мог сделать меня злее, он мог бы защитить меня. Он мог бы мне, безвольному червяку, каким я был в том будущем, помочь отрастить когти. В конце концов, он мог бы подчинить меня, помочь своей старшей версии и с легкостью завоевать весь мир! Я безумно и горько рассмеялся, ударяя кулаком по стеклу, разбивая его вдребезги и раня руку. Отойдя на пару шагов назад, я не стал заострять внимание на сотнях синих глаз, смотрящий на меня с зеркальных осколков. От взмаха палочки зеркало исчезло, я захлопнул книгу и направился к полке, намереваясь поставить ее на место.
- Что ты здесь делаешь? Я слышал шум, - из-за книжного стеллажа вышел именно Том Риддл. Я совсем забыл об осторожности и любви слизеринца к Запретной секции, где полно книг о темной магии.
- Не спится, - ответил я.
- Ты знаешь, школьная библиотека не самое подходящее место для кровных ритуалов, тем более, где задействована магия души, - сказал Том, прислоняясь к стеллажу.
Я секунду недоуменно на него смотрел, а потом не удержался и застонал, закрывая глаза ладонью, не нарочно заляпывая лицо и очки кровью. Естественно, Том сделал выводы – застукал самого мрачного слизеринца ночью, в запретной секции, с окровавленной рукой и книгой о магии души подмышкой.
- Риддл, это не то, что ты думаешь, - сказал я, наверное, самую глупую фразу, какая только возможна в данной ситуации.
- Я должен уже быть на пути к кабинету директора, - задумчиво протянул Риддл. Я даже не удивился – этот мерзавец всегда найдет свою выгоду.
- Что ты хочешь? – прямо спросил я. Гарри Поттер всегда был прямолинеен и откровенен. Как бы я не хотел быть им, как бы я больше не ощущал себя им, сегодня ночью я не намерен играть в игры.
- Или хотя бы позвать школьного смотрителя, чтобы он занялся тобой, - не реагируя на мой вопрос, продолжал Риддл.
Я отнял руку от лица. Вид самодовольного слизеринца, снисходительно улыбающегося пойманному однокурснику-неудачнику, вызвал новый прилив бешенства. Я не слабее Риддла, не теперь. Я посмотрел прямо ему в лицо, и размазанная кровь на стеклах очков сделала его глаза красными. Я почувствовал себя маленьким ребенком, стоящем перед огромной Нагини. Я никогда больше не буду слабым.
- Что тебе надо? – прорычал я, бросившись на Риддла. Я схватил его за грудки и с силой, которая у меня была, впечатал его в книжный стеллаж. Он был чертовски высок, наверняка, выше меня на целую голову, но он перестал смотреть на меня, как на букашку. Из-за моих ночных кошмаров, на факультете меня давно начали называть психом. Сейчас я подтвердил это прозвище.
Высокомерная усмешка Тома сменилась на оскал. Мерлин, он скинул одновременно все маски – и добропорядочного старосты, и высокомерного слизеринца, и черт знает еще кого. Его всегда холодные синие глаза зажглись ярким светом, полные безумия и жажды убивать, он долго смотрел на меня, ища в моем лице признаки страха. Страха не было, было узнавание. Я ощутил, что как будто встретился с человеком из своего прошлого. Как будто это тот самый Волдеморт, из моего времени. С которым я навеки связан, нося осколок его души в себе.
- Я назову свою цену позже, - прошептал Риддл. Он склонился к моему лицу, языком слизывая со скулы размазанную кровь. Меня забила крупная дрожь. Том, наверняка, тоже что-то почувствовал, потому что замер, а через мгновение он выпрямился, и с легкостью меняя наши позиции, прижал меня к шкафу. Его маски встали на место, и, почувствовав конец этого безумного момента, я разжал пальцы, отпуская его.
- Помни, что ты мне должен, - напоследок сказал мне Риддл, скрываясь в темноте библиотеки.
Я никогда ничего не забываю того, что связано с Волдемортом.
Через несколько дней в моем мозгу созрела теория. Что, если я раньше не был так тесно связан с крестражем Волдеморта, раз он совершенно не влиял на меня? Что если то смертельное заклинание не выбило из меня осколок, а наоборот соединило с моей душой? Ведь я изменился, я серьезно изменился. Я всегда чувствовал темную магию Волдеморта. Сейчас, ощущая темную магию Риддла, я находил ее привлекательной и соблазнительной. Я совершенно не удивлялся тому, что все темные маги тянулись к этому слизеринцу – он был нашим магнитом.
Я сразу же заметил появившуюся у меня тягу к знаниям, поэтому большинство своего времени проводил в библиотеке. Первым делом я изучил правила пользования хроноворотами. И самым строгим, самым жестким правилом оказалось не встреча со своим двойником. Если путешественник во времени изменяет ход истории так, что в итоге он может никогда не родиться – он исчезает. Исчезает из обоих времен, из пространства, рассеивается в воздухе, как будто его никогда не существовало. Его душа не уходит на следующий круг, чтобы совершить перерождение, не будет никакого рая или огненной геенны. Я был уверен, что мое путешествие во времени придерживается таких же правил. Раз меня занесла сюда магия, магия все это и контролирует.
Впервые я почувствовал, что у меня появился выбор. Я мог прожить тихую, спокойную жизнь, сбежав из Англии куда-нибудь в теплые страны. Или уйти в маггловский мир, и, не уезжая из страны, осесть где-нибудь в лондонском пригороде, ведя размеренную жизнь. Размеренную, скучную жизнь. А еще я мог уничтожить восходящего Темного Лорда. Или помочь создать самого великого и ужасного темного волшебника, которого видела земля.