И прямо сейчас она лежит рядом со мной. В моей постели. И я больше никогда не хочу выпускать ее из виду.
Ее длинные ресницы веером разметались по щекам, а крошечные струйки воздуха слетают с едва приоткрытых губ. Ее губы растягиваются в слабой улыбке, и я задаюсь вопросом, о чем, черт возьми, она мечтает, что делает ее такой счастливой. Убирая прядь волос с ее лица, я изучаю ее черты. Резкая и угловатая, как у чертовой модели с подиума. Но эти ее губы... такие полные и надутые, с резким изгибом купидона.
Она чертовски красива.
— Перестань смотреть, как я сплю, — шепчет она, ее глаза все еще закрыты, но ухмылка становится шире. — Это жутко.
— Мне нравится смотреть, как ты спишь, котенок. Это единственный момент, когда ты не болтаешь без умолку.
— Хм, — напевает она, ее голубые глаза распахиваются и находят мои.
Вблизи ее радужки ярко-голубые, как прозрачные воды пляжа на острове, но окаймлены более темным оттенком, как самые глубокие части океана. Эти два синих цвета были моими любимыми на протяжении многих лет. Возможно, именно поэтому я выбрал их для своего окружения.
— Ты выглядишь усталым. Ты спал? — ласково спрашивает она.
— Я спал. Но ты храпишь, как лесоруб, и постоянно будишь меня.
Я улыбаюсь ей сверху вниз и сплетаю наши пальцы на своей груди, потирая большим пальцем ее гладкие костяшки.
Она хмурится и смотрит на наши соединенные руки.
— Ты выглядишь... — ее горло шевелится, когда она сглатывает, тщательно подбирая слова. — Ты выглядишь загнанным, Зак.
Моя улыбка гаснет.
— Иногда это приходит с работой. Дай мне несколько дней, и я буду как новенький.
Я не буду, но ей не нужно нести это бремя после того, через что она прошла. Правда в том, что есть некоторые миссии, которые независимо от того, сколько времени проходит в терапии, они преследуют каждого из нас вечно.
Плечи Харпер с облегчением опускаются, но ее глаза говорят мне, что она видит меня насквозь. Она приподнимается на локте, и я наблюдаю, как шестеренки в ее голове медленно поворачиваются.
— Тебе следует что-нибудь съесть.
Перекатывая ее на себя, я сажаю ее верхом. Ее дерзкие соски касаются моей обнаженной груди, а ее густые волосы каскадом рассыпаются вокруг нас.
— Хммм. Я изголодался по милому, невинному котенку.
Я провожу головкой своего члена вверх и вниз по ее кивке, дразня ее клитор своим пирсингом, затем толкаюсь вверх, расслабляясь внутри нее. Где мне, блядь, самое место. Она резко выдыхает и поддерживает свой вес, положив ладони мне на грудь, выгибая спину и открывая мне самый невероятный вид на ее тело.
Ей приходится немного привыкнуть, но в конце концов она принимает каждый дюйм меня в себя.
Она двигает бедрами, прижимаясь ко мне своей влажной киской, медленно и чувственно оседлав мой член. Я играю с ее сиськами и тереблю пальцем ее клитор, ее соки стекают по моим яйцам, когда она жестко кончает на мой член. Вскоре после этого я присоединяюсь к ней, наполняя ее своей спермой и целуя каждый дюйм плоти, до которого могу дотронуться своим жадным ртом.
Она скатывается с меня, и мы тихо лежим, переплетя конечности, уставившись друг на друга, как будто ни один из нас не понимает, что происходит. Эта поездка, на которой мы находимся — эти дикие американские горки с взлетами и падениями и выворачивающими желудок петлями — я никогда не хочу заканчивать это.
— Я готовлю тебе завтрак, — в конце концов говорит она, высвобождаясь из моих объятий и натягивая одну из моих рубашек и трусики.
Она быстро исчезает на кухне, мелькая волнистыми светлыми волосами и длинными ногами. Я слышу, как она роется во всем, как гремят кастрюли и сковородки, как открывается и закрывается дверца холодильника. Выскользнув из кровати, я быстро принимаю душ, хватая с пола сброшенную рабочую форму и рубашку. Что-то стучит по кафелю у моих ног, и я опускаю взгляд на пол.
Схватив знакомый бирюзовый камень, я подношу его к свету и рассматриваю. Я все еще нахожу эти чертовы камни повсюду. Но чтобы один оказался в кармане формы, в которой я возвращался домой из Колумбии? Странно.
Засовывая камень в карман спортивных штанов, я нахожу Харпер на кухне, босую и чертовски сексуальную, готовящую яичницу-болтунью, бекон, блинчики и французские тосты.
Я делаю паузу и приподнимаю бровь.
— Продолжила готовить, пока меня не было?
Она одаривает меня очаровательной улыбкой и возвращается к взбиванию теста бог знает для чего. Я бросаю свою грязную одежду в стиральную машину и возвращаюсь к Харпер, обнимаю ее за талию и зарываюсь носом в ее волосы.
Черт, от нее так хорошо пахнет.
— Я думаю, твоя бабушка скоро будет ждать звонка, — говорю я ей, покрывая нежными поцелуями всю длину ее шеи.
Она пожимает плечами и продолжает готовить.
— Стелла знает, где я сейчас. Я уже отправила ей сообщение. Но даже если бы я этого не сделала, Нэн каким-то образом узнала бы. Она всегда знает...
Качая головой, я бормочу:
— Сумасшедшая, старая птица.
Она разворачивается и обнимает меня за плечи.
— Будь осторожен, Зак. Яблоко от яблони недалеко падает. И я слышала, что сумасшедшие девушки опасны.
— Ты не сумасшедшая, котенок. Но ты опасна.
Она хлопает длинными ресницами, глядя на меня, такая невинная и озорная.
— Я и мухи не обидела.
Я усмехаюсь, перед моими веками мелькает образ Харпер, которому не было и двенадцати часов назад, безумный взгляд в ее глазах, когда она разрисовывала тело Брукса его кровью. Я знаю эту дикую кошечку более четырех лет. Я наблюдал, как она борется со своим маленьким хаотичным образом жизни, постоянно улетая куда-нибудь за границу и флиртуя с недоступными мужчинами, поэтому ей никогда не приходится связывать себя чем-то реальным. Но ни разу я не видел, чтобы она так отпускала себя, как в моем подвале.
Это было... невероятно.
Но теперь, когда Брукс мертв, она другая. Как будто злая буря, назревавшая в ее душе, наконец-то прошла, не оставив ничего, кроме солнечного света и чистого неба.
Мы вместе заканчиваем готовить завтрак, а затем едим в уютной тишине на острове.
Харпер исчезает в коридоре, чтобы позвонить своей бабушке, пока я убираюсь на кухне. Через некоторое время она возвращается и обнаруживает, что я растянулся на диване, переключая телевизионные каналы. Ее взгляд устремляется к пульту с новыми батарейками, и румянец заливает ее щеки.