Выбрать главу

Вера между тем уже целую горку зеленых набрала и попросила:

— Несите корзину, что ли? Или таз. Вон какой урожай неожиданный.

Огурцов и впрямь целый таз набрался, небольшой, но увесистый.

— Я вас научу, как, и посолите, — пообещала Вера, Сане трудно было представить себя за засолкой огурцов. Вместе с аппетитным запахом чеснока, укропа, смородинового листа и хрена у него тут же всплыла в памяти бабушка в переднике и с засученными рукавами…

— Вы уж сами, Верочка с ними разбирайтесь, вы же им хозяйка, — увернулся он от предложенного ему нового дела. — Мы с вами сейчас чаем займемся, вот только я наверх за чайником сбегаю.

— А я чашки на стол поставлю, — отозвалась Вера, по-хозяйски оглядывая кухню, где хозяйничала целую зиму. — Только погодите, сначала привет передам.

Порылась в сумочке и достала маленький сверток.

— Надо же! В самом деле привет! А я-то думал, обычный, словесный! Вернее, не так. Думал, что привет — это вы, Верочка.

Саня рассмеялся, развернул сверточек, и лицо его выразило такое изумление, что Вера прыснула.

— А мне можно посмотреть? — спросила она. — Или это тайна?

— Тайна-то тайна, но вам можно. И не только можно, но и обязательно нужно!

Саня протянул Вере коробочку, она открыла ее и увидела кольцо с сине-серебристым квадратным камнем.

— Красивое, — сказала она. — И на камне что-то вырезано. Я не знала, что Всеволод Андреевич гравировкой занимается. И вы, как видно, тоже не знали, у вас такое лицо удивленное.

Она вынула кольцо из коробочки и стала его разглядывать. Разглядела и зашлась от смеха.

— Ой, не могу! — хохотала она. — Ну, Всеволод Андреевич! Ну, юморист! Он же вырезал того гуся, которого не знал, как в Москве пристроить, и сюда привез! Вы меня тогда еще среди ночи подняли, помните? Не знали, чем гуся кормить! А потом вы его к знакомой старушке пристроили. Вот шутник! Вот приколист! А я-то думаю, чего это лицо у вас такое смешное? Теперь поняла!

Саня глазами моргал и тоже смеялся, но как будто по принуждению, а не от души, как Вера.

— Значит, век будете своего гуся помнить, — заключила Вера, отдавая кольцо и коробочку хозяину. — Несите быстрее чайник, будем чай с пряниками пить.

Александр Павлович на призыв не сразу откликнулся, он никак в себя прийти не мог: ох, Сева! Ну, Сева! Веру уговорить к нему в Посад приехать — чудо, конечно, но возможное. В конце концов, Саня ей не грубил, а его разные мысли и оригинальные предположения никому, кроме Севы, не были ведомы. Но как Севе удалось вернуть Санино кольцо — родовое, старинное, найденное в бабкином сундуке? Вот загадка. Взял-то его человек, им обоим хорошо знакомый. Взял не просто так, а потому что увидел на печатке свой родовой герб. Сане тогда не захотелось вылезать с семейными историями, преданиями и легендами, и он ничего рассказывать не стал. Оставил кольцо герою-любовнику, своему возможному родственнику: родовое так родовое, осталось, так сказать, в семье… Да-а, бывают же такие коллизии, хоть роман пиши. А что? Можно и такой роман написать…

Вера между тем, видя, что хозяин улетел мыслями далеко от обещанного чая, открыла шкафчик, достала чашки.

— А пряники где? — спросила она. — И чайник несите. Он же у вас наверху.

— Несу! Несу! — отрывисто выпалил Александр Павлович и так резко ринулся к двери, что Вера от неожиданности выронила чайную ложечку.

— Не миновать вам еще гостей, — сказала она в спину убегающему Александру Павловичу.

Но он не обратил на ее слова никакого внимания. Волну благодарности сменила в его душе буйная радость. Он и знать не знал, что так обрадуется вернувшемуся колечку. Он простился с ним навек, и простился спокойно. А теперь был так рад, так рад, что усидеть на месте не мог. Прабабкино колечко ведь счастливое! Оно нежданные чудеса творит. Сане уже казалось, что не Сева вовсе, а колечко подарило ему поездку в Париж. И теперь он тоже готов был ждать нежданных чудес и всевозможных подарков.

Как же любил Санек-Игрунок чудеса! Жизнь сразу наполнилась биениями, энергиями, пульсациями, в каждом темном углу замерцал таинственный свет. Он не спешил узнавать, что ему приготовлено, не гадал, не раздумывал. Приготовился ждать, наслаждаясь возникшим напряжением ожидания.