— Долгонос! Пойдем в спальню, свяжем дюжину простынь, и ты спустишься вниз.
Хорошая мысль. Связали несколько простынь, и я спускаюсь. Теперь уже добьюсь толку.
6. ЕЩЕ РАЗ О КЛОЧКОВСКОЙ, ДВА
Сенька спросил:
— Лямза, что тебе сказал Губздрав?
— Сказал, чтобы я ему не морочил голову, он сам знает, что делает.
— Что ж ты ему ответил на это, Долгонос? Конечно, стоял и молчал?
— Я хорошенько хлопнул дверью.
— Что же будет теперь?
— Ничего, нужно ждать, покуда пришлют лампы. Стригучку лечат лампами.
— Вот как! Ну, мы с тобой ждать этого не будем! Понял, Лямза? Собирай манатки и вечером махнем отсюда.
Я готов. Я даже наметил у кого стащить ночью одеяло.
Но вечером неожиданно погас свет. Стало темно и грустно. Воспитательницы зажгли коптилку и сели играть во «флирт». Зажгли и мы коптилку и начали играть в «очко». Играли на завтраки, я проиграл одному парню десять завтраков, но не видать ему их как своих ушей. Завтра я буду далеко. У выигравшего от радости блестели глаза. Он обыграл всех, кроме Сеньки (тот передергивает карты не хуже его).
Играли мы с азартом, флирт у воспитателей тоже шел полным ходом. Вдруг наша коптилка опрокинулась прямо на «счастливца». Он весь залит керосином. Он горит… Я схватил подушку и бросил в него. Но и подушка загорелась и сразу лопнула. Горящие перья разлетелись по спальне.
Мы разбежались. Сенька ворвался к воспитательнице и закричал:
— Нилка, горит!
Нилка увлеклась игрой. Сенька разозлился и заорал:
— Нилка! Твой воспитанник горит!
Все вскочили с мест. Нилка вбежала в спальню и схватилась за голову.
Мальчик мечется по комнате как дьявол, до смерти пугает ребят. Сенька кричит:
— Нилка, что же ты стоишь как истукан! Сейчас ведь дом загорится.
Но Нилка хлопает глазами, держится за голову и не двигается с места.
Тогда Сенька скомандовал:
— Братва, за водой!
Мы бросились за водой, набрали полные ведра и начали обливать горевшего и кровать…
Но доктор сказал, что мальчик, вероятно, завтра умрет.
Вот тебе и на! Выиграть столько завтраков и вдруг ни с того ни с сего умереть!
Смерть мальчика нас пришибла. Но все равно мы тут не останемся. Так тут тошно и противно, что ни один порядочный человек сюда даже не заглядывает.
Пригласили к нам как-то учительницу музыки. В столовой стоит рояль — развалина на трех ногах. Явилась эта учительница в длинном платье, с лорнетом в руках. Заглянула в столовую, увидела разбитый рояль, детей и повернула обратно свой длинный хвост.
— Чесоточных детей я учить музыке не буду!
Как вам это понравится? Чесоточных детей она не хочет учить!.. Ну и не надо! Когда она вышла, мальчишки сунули по два пальца в рот и все разом свистнули так, что она услышала на улице и заткнула уши.
Пригласили к нам также учителя рисования. В первый же день ребята нарисовали на него карикатуру и преподнесли ему:
— Узнаете?
Больше он к нам не показывался.
У нас, на Клочковской, два, есть такие противные ребята, которые любят все делать назло. Скажешь им сделать так, они обязательно сделают наоборот. Такие уж это хлопцы! Да и педагоги у нас — хуже не найти. Будь на месте Нилки другой зав, может быть, и дом был бы другим. Сенька говорит, что у нее в комнате висит с полдюжины икон, а в углу чадит лампадка. Вот так же и Нилка чадит у нас, на Клочковской, два.
Сенька говорит:
— Долгонос, хватит раздумывать, стяни пару одеял с кроватей и пойди попрощайся с Нилкой.
Я быстро справился с первой задачей и пошел к Нилке.
— Нила Кондратьевна, будьте здоровы! Таких педагогов мы всюду найдем.
Нилка топнула каблуком:
— Что ты сказал? Ну-ка, повтори.
— Будьте здоровы, Нила Кондратьевна. Воспитательница из вас, как я вижу, липовая.
Сразу же я швырнул в окно одеяла (Сенька стоял внизу) и — айда!
Я перемахнул через окно, вылез на крышу и по водосточной трубе спустился вниз. И пошли мы с Сенькой искать лучшей жизни.
Мы сразу свернули с Клочковской на Благбаз[2], чтобы избавиться от узла. Потом отправились на вокзал — разнюхать, что новенького там, узнать, как поживает начальник станции, и, кстати, почистить карманы какому-нибудь зеваке, только что приехавшему в город.
Мы шли бодро. Сенька жевал помидор, а я — морковку: мы стащили это с какого-то воза на рынке.
Прошлись к тюрьме — просто так, поглядеть. Потом прицепились к буферу и поехали.
— Горобец, — спросил я. — Куда же мы теперь двинемся?