Я помыл руки. Сел опять на машинку. С пальцев капает вода на пол...
Диме тоже были не нужны проблемы. Я тоже не нужен. Кому я вообще нужен? Если родной отец...
Надо умыться, а то забыл что-то...
Какой же большой синяк... Эти флаконы сплошь для волос: шампуни, маски, какие-то пенки (это что за херь?). Туалетная вода... Кажется, мужская... Запах смолы и ещё чего-то. Приятно... Я даже новый год всегда любил не из-за подарков или мандаринов, а из-за большой настоящей ёлки, которая пахла на всю квартиру. Сколько себя помню, у нас всегда была ёлка на праздник. И как только её устанавливали в комнате, то меня можно было найти исключительно под ней. Мама ругалась – боялась, что я её опрокину. А я не мог надышаться. Лежал и вдыхал. Помню, что всё время, что у нас стояла ёлка, я даже в кровать с собой брал любимый кусочек запаха: отковырнув капельку смолы со ствола, я нюхал и нюхал её, пока не засыпал... Потом, когда вырос, то ставил к себе в комнату банку с еловой веткой. И ложась спать, вдыхал с пальцев запах мятых хвоинок. Выбрасывал свою ветку не раньше, чем она совсем засыхала.
Пора выходить. У меня ведь только две руки, а не десять, чтобы так долго их мыть... Где там моя собачья миска с похлёбкой?
Ох*еть, сервировочка! Точно – правильный! Хорошо, что я буду есть суп, а не рыбу. Лёшка как-то говорил, что есть ещё и специальный нож для рыбы... Ненавижу рыбу! Хотя, что я волнуюсь, бомжи едят руками всё. Скоро и я буду.
Почему у него нет обычного стола? Здесь же не нормально сесть – тесно!
Как вкусно пахнет куриным супом? Как же я хочу есть.
Сейчас самое главное следить за собой и не набросится на тарелку. А это сложно. И чего он пялится на меня? Не нравлюсь? Какого хера позвал тогда? И если ты такой правильный, так чего голый за столом сидишь? На себя посмотри лучше.
Вот дался ему мой капюшон! Сейчас ещё синяк увидит и вообще решит, что я на улице живу.
Что ты пялишься на меня! Мне кусок в горло не лезет! Вода... Молока хочу.
Ну и взгляд... презираешь? Так выгони, я не набивался к тебе на ужин!
- Слушай, ты прости, но мне надо работать... – вот и дождался, те самые слова.
Вылетаю из квартиры... Да пошёл ты, козёл!
Глава 12
Дмитрий
Работать я не мог: голова была чужой, в ушах – вата.
Я сегодня спал всего несколько часов. Забылся под утро, когда уже не смог думать анализировать, когда всё стало рассыпаться на пульсирующие красные точки. И вот сейчас, из последних сил пытаюсь сообразить, что бы такого сделать с этой поточной линией, чтобы решить поставленную задачу: полная автоматизация и увеличение процента выпуска готовой продукции в смену.
- Иди домой, - Санька подошёл неожиданно. Я что, заснул стоя?
- Нормально. Сейчас пройдёт.
- Дим, иди домой, пока выгоняю. Ты – труп, я же вижу, - видит он...
- Я сегодня не выспался. Нормально всё, - не хотелось сдаваться.
- Дим, ты конечно, скотина последняя, что подписал нас на это снова, но сейчас – иди домой. Я уже смотреть на тебя не могу! Дня два тебя прикрою. Дальше – сам.
И я сдался. Чувствовал себя последней сволочью, но сразу ушёл, как только Санька кинул мне мою куртку и почти вытолкал из цеха.
Было всего три часа. В голове одна мысль – спать. Даже есть не буду. И думать больше не буду, мне хватило вчерашней ночи. Болело всё: голова, спина, почему-то ноги и даже самые крошечные мысли, казалось, кололи иглами мой мозг.
Они уже сидели: Черный, Белый и Цветной. Чёрный и Белый лениво перебрасывали друг другу знакомую пачку сигарет. Мой (мне сейчас было так проще – "мой") сидел всё в той же позе, низко наклонив голову. Капюшон. Я прошёл мимо них к двери. Он сидел словно отдельно, отдельно от них.
- А Танька что сказала?
- Съела, как миленькая? А не будет в следующий раз вы*бываться!
Первый и Второй засмеялись. Обсуждали свои победы?
У меня тоже были победы. Девушки...
Я зашёл в квартиру, повернул замок. Раздевался прямо на ходу, двигаясь в спальню. Хорошо, что затопили. Тепло. Спать. Мыслей не было никаких.
Проснулся. За окном – темно.
Тело гудело и плохо слушалось. Мало спал? Или может надо поесть?
"Сейчас встану" – пообещал я себе. Но так и не встал. Словно мстя за вчерашний игнор активизировался мыслительный процесс. И почему нельзя как все? Почему у меня не так, как у людей? Как так вышло-то? Я же не хотел... Не думал даже... В школе почему-то не тянуло: кто-то с кем-то гулял, целовался, особо смелые и удачливые даже перепихнуться успели к девятому классу. Потом рассказывали – хвалились. Мне? Мне было всё это не интересно. Почти к самому окончанию школы я всё-таки попробовал: одноклассница Алёна – скромная, даже затюканная какая-то. Мы готовили вместе доклад по химии – помню, близилась городская олимпиада (одно время я даже думал на химфак поступать). Как я оказался прижат к своей собственной кровати её тщедушным телом, даже не заметил.
"За столом неудобно... спина болит от твоего стула... может, где помягче..." – вся изнылась. Сама развела меня. Весь процесс занял немного времени. Это был первый опыт для нас обоих: пятна крови на своей простыне после того, как она стремительно убежала, не забыв, впрочем прихватить свои конспекты и распечатки, я еле-еле успел отстирать до прихода родителей. Понравилось? Мне – не особо, а ей – не понял. Но больше ничего не было, да и в школе она делала вид, что мы просто учимся в одном классе. Я был даже ей благодарен: и за последующую ненавязчивость, и за то, что я смог почувствовать себя таким, как все.
А потом... уже в институте, я завис тогда... когда он... Он просто прошёл мимо меня на своё место. Перевёлся к нам откуда-то. Вот тогда я всё и понял. Но было некогда думать – был он. Что он нашёл во мне? Почему согласился? Почему приходил? Любил меня? Не знаю... Я его? Да, любил. Но надо было соответствовать... Чтобы всё правильно, чтобы снова как все! И я старался.
Девушки... Теперь – только они. Сначала я даже вёл им счёт, чтобы уж точно, чтобы уж наверняка. А потом, напротив их имён (это был небольшой представительский блокнот, с заумной конференции, что меня заставили посетить на последнем курсе) ставил точки – оценивал. Дома у меня никто не бывал, но, даже осознавая это, я всё равно не мог не шифроваться. Даже цифрами не пользовался. Точки. От одной до пяти, как в школе. У меня и градация была.
Одна – пусто, почти ноль. Поговорили и всё. Ничего.
Две точки – могу смотреть на неё. Могу общаться, если уж совсем припрёт. На крайний случай.
Три – пару раз встречались. Получилось. Без фейерверка. Нормально.
Четыре – неплохо. Получил удовольствие. Почти...
Пять – нашёл. Женится что ли?
Пять точек я не поставил ни разу. Да и четыре точки встречались всего трижды. С ними я и встречался. Иногда.
Пацан! Я же обидел его!
Я подскочил с кровати! Закружилась голова. Мне понадобилось время, чтобы прошла темнота перед глазами.
Сколько сейчас время? Он ещё здесь?
Скоро одиннадцать. Может не ушёл?
Меня ощутимо шатало. Так не пойдёт. Пришлось пойти на кухню и запихнуть в себя совершенно безвкусный кусок сыра. Не глотался… Пришлось запить. Больше ничего не лезло. Тошнило.
Нацепив футболку и домашние штаны, я двинулся к двери. В коридоре пришлось притормозить: все силы я потратил на одевание и сейчас на дрожащих ногах вряд ли далеко уйду. Присел на тумбочку с телефоном.
Что я ему скажу? Понятно же, у него что-то случилось. Как я раньше не понял?!
Голова заработала. Перебирая в памяти все наши "встречи" с троицей я вдруг так ясно увидел..., вспомнил... Третий смеялся чаще всех, откидывая голову назад, чуть не ударяясь ею об стену. Без капюшона я его, пожалуй, и не видел, но он открыто смотрел на остальных, я замечал это. Бывало, что поддевал локтём сидящего рядом Второго, в шутку, продолжая какую-то потасовку, которую я не заставал. Когда приходила Светик, то я видел пару раз, что Цветной щекотал её. Белый, видно, разрешал. Однажды я застал их за какой-то игрой: они сидели в центре площадки перед моей дверью такой трёхлучевой звёздочкой и, упиравшись подошвами, старались выдавить друг друга из их импровизированного круга. Тогда, увидев меня, они смутились и, вытирая пол своими штанами отползли, расступились, давая пройти. И как я забыл этот момент?! Явные дети!