Когда же припарковавшись и выйдя наружу, я ощутил как легкие мои наполнились свежим воздухом знакомых улиц, где я провел многие месяцы своей творческой жизни, стало понятно, что есть внутри меня нечто, радовавшееся возвращению в родные пенаты.
Если описать как выглядело общежитие в это время, то вполне сойдет вид средневековой крепости, только что пережившей осаду и в спешке отстраивавшейся всеми доступными силами. Шел ремонт. Бессмысленный и беспощадный. Строители местного ПМК батрачили почти круглые сутки, время от времени отвлекаясь на приезды местных прорабов-очкариков, а так же государственных чинов, с важным видом следившими за возрождением колыбели творческой интеллигенции. Поговаривали, что многие десятилетия назад тут жил и работал талантливый парень, ставший в последствии великим художником и как дань этому, все стремились принять участие в ремонте здания, где он провел свои молодые годы. Кажется его звали Сергей… или Олег…а черт его знает, я как-то не запоминал имена, больше концентрировался на словах и предложениях, где имен собственных было минимальное количество. И вот теперь я здесь. Опять или вновь, тут уже дело каждого из нас, но через несколько секунд, когда мое тело пересекло порог этого, без сомнения, замечательного общежития, где безумием были пропитаны даже лестничные перила, я поверил, что вернулся домой.
Это и был мой дом. Странный и мерзкий одновременно, но почему-то любимый несмотря на все его недостатки. Иногда меня посещали мысли сбежать отсюда и перебраться в отдельную квартиру, где я смог бы побыть один и начать работать над чем-нибудь стоящим, великим и прекрасным. Но к сожалению, или к счастью, всегда возвращался сюда снова и снова.
Вахтерша Тамара встретила меня оценивающим комиссарским взглядом и тому были веские причины. Задолженность моя копилась и множилась с каждым днем, а в кармане вот уже которую неделю свистал ветер. Женщина бальзаковского возраста была маниакально подозрительна. Пережиток прошлого, настоящее воплощение тяжелого времени, впитавшая в себя все самое плохое и неприятное, что только могло осесть в ее старушеском мозгу. Невысокого роста, с горбинкой на носу и родинкой на щеке, она всегда каким-то странным образом заставляла меня выпрямить спину перед ней, как только она показывалась на горизонте. Командирский голос был прокурен и басил так, что незнакомому с этим местом человеку могло показаться, что перед ним сидит отставной прапорщик, удивительным образом похожий на женщину.
— Где оплата! — крикнула она так сильно, что мне пришлось остановиться.
План по внезапному проникновению в общагу был провален и теперь мне предстоял долгий и неприятный допрос.
— Все будет на следующей неделе.
Вранье мое так и фонило как после ядерной бомбардировки и старушке ничего не стоило раскусить мою ложь.
Она быстро подпрыгнула со стула, не глядя на свои тучные размеры, бросилась мне на перерез и преградила широкой обвисшей грудью дорогу к лестничному маршу.
— Сначала я хочу увидеть квитанцию об оплате.
Ее глаза уставились на меня как два дула автоматов. Холодок пробежал по телу, но отступать было некуда.
— У меня с собой ничего нет, я выбросил ее сразу как только оплатил долги.
— Опять врешь, писака! Не верю я тебе. Ни единому слову.
Что сказать, в этот самый момент она вбила свои кулаки в бока, еще больше увеличив свои размеры и грозно уставилась на меня. Дело подходило к самому печальному моменту во всей истории и стоило к нему хорошенько подготовиться. Драки не произошло, но мой мозг оказался изрядно изнасилован. Она рычала как лев в брачный период, размахивала руками, всячески брызгала слюной, шевеля толстыми губами пытаясь донести до меня свою глубокую мысль, на которую мне было порядком наплевать.
— Ты вынуждаешь меня направить жалобу руководству и поставить вопрос о твоем выселении!
Сколько раз это было? Четыре? Пять? Может и больше. Я не помнил даже примерного количества тех бумажных кляуз, что писались на мое имя во все инстанции с требованием «…обратить на мое поведение особо пристальное внимание». И вот теперь я слышал все тоже в очередной раз. Смекнув, что все так или иначе пройдет по старому сценарию, я скривил внимательную мину и продолжил слушать, пропуская слова мимо ушей, как бессмысленную шелуху.