– Родители из дома выгнали, – не стал я ничего придумывать.
– Чего так? – сразу стал серьезным приятель.
– Я гей, а старшее поколение такую свободу нравов не поддерживает.
– И синяк у тебя на лбу получен явно в воспитательных целях, – констатировал Никита.
Честно говоря, когда я заявил о своей ориентации Волкову, то ожидал увидеть сразу брезгливое выражение лица. Но, кажется, столичная жизнь делает людей более толерантными. Никита же выспросил у меня еще детали моего триумфального «выхода из семьи» и снова похлопал по плечу.
– Доедай и пошли, жертва домашнего насилия, – хмыкнул Волков. По дороге к метро Никита кратко поведал о своей жизни. – У меня ведь похожая история. Разругался с родичами, когда только перевелся в Москву. Мать потом даже не позвонила, чтобы сообщить о похоронах отца. Но по сравнению с тобой мне повезло больше: бабушка оставила в наследство квартиру. Однушка, правда, но мне хватает.
– Так ты что, тоже гей? – не поверил я.
– Ага, – рассмеялся Никита. – Пидорас самый натуральный.
Стоявший на перроне народ недовольно на нас покосился. Вот только Никите было наплевать на мнение общественности.
– Нет, ну мне с тобой просто повезло! – продолжал восхищаться чему-то парень.
Я пока не понял и вежливо помалкивал, радуясь, что меня вообще подобрали, как бездомного котенка, и куда-то везут.
– В проект меня взяли, – вещал Никита. – Научный руководитель зверь! Я сразу после аспирантуры пошел…
Научные термины, упоминание каких-то фамилий, к тому же нерусских, мне ни о чем не говорили.
– Понимаешь, мне придется раз в месяц, может, чуть реже, возвращаться в Москву. У нас же совместный проект, – объяснял тем временем Волков. – И подфартило-то как! Представляешь, спонсором будет отец одного из наших. Только он в Канаде много лет бизнес ведет. Но это не важно. Нам вообще лаборатории за Полярным кругом нужны. Через три месяца обещали все подключить.
Пока доехали до квартиры Никиты, я примерно ситуацию уяснил. Сдать квартирантам жилье Волков не мог по причине того, что будет приезжать и довольно часто. Личные вещи деть некуда. Была бы хотя бы двушка, тогда можно снести все свое барахло в одну из комнат, предоставив вторую квартирантам.
– Зарплата у меня будет такая… – демонстративно закатил глаза Никита. – С тебя только оплата коммунальных услуг, ну и общий присмотр за квартирой.
Устраивало меня все. Я вообще в углу на коврике в прихожей готов ночевать. На такое везение и не рассчитывал. Это было единственное, что досталось мне в столице относительно легко. Насчет работы пришлось побегать, и основательно. Меня даже преподавателем в школу не брали. Помыкавшись три недели, я решил устроиться на любую должность и добирать зарплату на побочных доходах. Опыт репетиторства у меня имелся. В случае необходимости мог предоставить контакты родителей бывших учеников для подтверждения своей репутации.
Неожиданно мне удалось получить небольшую подработку в довольно престижном издательстве. В сумме общий доход со всех работ получался нормальным. Только затрат у меня было выше крыши. Меня же, считай, из дома без вещей выпихнули. Зимняя куртка для сентября не годилась. Приехавший через месяц Никита попытался дать что-то из своих вещей, но бесполезно. Он был и выше, и массивнее меня.
– Давай я тебе в долг дам, отдашь позже, – снова выручил друг, когда рассмотрел внимательно мои кроссовки. – С такой обувкой ты скоро заболеешь.
От помощи я не отказался. И действительно вернул все по частям еще до зимы. Никита прилетал стабильно на два-три дня раз в месяц и снова убывал куда-то на север Канады. Но на католическое Рождество Волков получил аж полторы недели отпуска. И эти дни стали для нас переломными. Вначале были легкие, незаметные касания. Я смущался, если случайно сталкивался с Никитой на выходе из ванной или в узком коридоре. Кто из нас сделал первый шаг, теперь уже не вспомню. Но шквал эмоций захватил обоих, и с головой.
– Вовка, какой ты красивый, я чуть не сдох, мечтая прикоснуться к тебе, – признавался позже Никита.
- А ты мне снился все время после вечеринки наших факультетов, – откровенничал я.
Тот Новый год я никогда не забуду. Мы гуляли по заснеженной Москве, покупали какие-то предновогодние безделушки, украшали квартиру и, конечно же, долго и с чувством наслаждались друг другом.
– Ты моя снегурочка белокурая, – ласково называл меня Никита. - Отпускай волосы. Станешь еще более привлекательным. Я буду сходить с ума от ревности и любоваться.
Никита улетел в первых числах января, но теперь мы общались по скайпу практически ежедневно. Если у Никиты не было дежурства в лаборатории, то он обязательно выходил на связь, и мы беседовали. Обсуждали все на свете: музыку, новые фильмы, старых знакомых, погоду и даже купленные мной вещи. До лета Никита прилетал еще несколько раз. Но потом вырваться домой стало сложнее.
– Канадцы все под себя подгребли, – пояснял мой любовник. – Наших почти по боку пустили.
– И что теперь? – невольно заволновался я.
– У меня подписанный контракт, к тому же именно мои расчеты и решения легли в основу части проекта.
– А твой научный руководитель? – напомнил я.
– Ну, это как обычно бывает у молодых аспирантов, – хмыкнул Никита.
– Это как? – ревниво поинтересовался я.
– Я сопоставлял и проводил анализ, но в первых научных статьях стоит подпись – «Решетников и Волков», – легонько щелкнул меня по носу Никита.
– Твой руководитель подмазался к тому, что ты там делал?
– Естественно, – пожал плечами любимый. – Я же говорю, что это обычная практика. Только Решетникову нужно было сразу меня оттеснять, когда канадцы проявили заинтересованность. Он прошляпил, а теперь «поезд ушел».
– Ты остаешься в проекте?
– А как же, – сиял улыбкой Никита. – Мало того, на мне теперь еще лаборатории биологов. Химики сами справятся, но мои эксперименты с волнами так и останутся под моим контролем. Зарплату удвоят, – потянулся он всем телом.
– Только повода прилетать в Москву у тебя не осталось, – сообразил я.
– Говорю же, зарплата такая, что вполне могу летать на выходные домой.
Совсем, как планировал Никита, не получилось. Новые обязанности, какие-то эксперименты и прочее не позволяли видеться чаще, чем раз в два месяца. Зато какие это были встречи! Мы набрасывались друг на друга, как два голодных хищника. А потом снова были расставание и долгие беседы по скайпу.
К концу второго года Никитиного контракта случилось несколько неприятных для меня моментов.
– У нас усиление режима секретности, – пояснял Никита. – По скайпу теперь ни-ни. Пиши мне на мэйл.
Я писал, отправлял фото, ждал. Но даже ответных писем становилось все меньше и меньше. А потом совсем как отрезало. За май месяц я не получил ни одной весточки от Волкова. Только осознание того, что я продолжаю жить в его квартире, давало надежду, что мы как-то объяснимся.
Вообще-то мне и так было понятно, что у Никиты появился новый любовник. К чему такие хлопоты и затраты, когда можно найти кого-то поближе? Вот только зачем было откровенно врать мне? Секретность у него, как же! Связи нет и интернет вырубили. Верю, верю…
Оттого командировка в Самару оказалась для меня спасением. Мысли о Никите отошли на второй план. Еще раз я просмотрел задание и подивился тому объему информации, который хотели получить немцы. И между прочим, зря они так губу раскатали.
– Режимный объект. Иностранцам допуск не дали, – пояснял мне оператор, с которым мы познакомились в купе. – А без допуска в хранилище немцам в Самаре делать нечего.
Еще минут десять Сергей, или как он представился: «сэр Гей», вводил меня в курс дела. Я еще до этого удивлялся, почему мы приезжаем в пятницу под конец недели? Оказалось, что пропуска и сопровождающего нам подготовят на субботу. У нормальных людей выходной, но для немцев сделали исключение. Хотя самих иностранцев в результате так и не пустили на секретный объект.
– Мои записи тоже предварительно просмотрят и только потом дадут разрешение, – возмущался Сергей. – Никакого творчества, – жеманно накручивал он на палец локон розового цвета.