- Кузьмич, как у тебя Константинова? - спрашивает подполковник Зеленцов.- Летчик она хороший?
Николай Кузьмич - это подполковник Домущей, командир 566-го полка, а Павел Зеленцов - командир 999-го полка той же 277-й дивизии, в которую входит и полк Домущея. Значит, они командиры братских полков, друзья по общему делу. А вообще, они разные. Домущей - пожилой, солидный, медлительный. "Выка" - называют его летчики. За глаза, безусловно. Но он об этом узнал. Думали обидится, а он ничего, ему даже понравилось, что его называют медведем. Да еще по-молдавски, на его родном языке. "Медведь зверь уважаемый", - сказал Домущей в ответ на теплую шутку летчиков.
Николай Кузьмич - ветеран авиации. В начале 30-х годов летал на ТБ-3, попал в аварию. След от нее - золотые вставные зубы. Все двадцать восемь.
Зеленцов - из молодых. Недавно был штурманом дивизии, теперь командир полка, крепкий, подтянутый, быстрый на решения.
Не часто, но все же бывает, когда братские полки оказываются на одном полевом аэродроме. Вот и сейчас вместе, и Зеленцов зашел к Домущею для решения общих дел. Дела решены, и теперь командиры беседуют просто так, по-дружески, вспоминают старых знакомых, делятся новостями, впечатлениями. Вот и спросил Зеленцов о Тамаре.
Не просто так спросил, с целью. Зеленцов знает Тамару с первых же дней ее службы в полку Домущея. Будучи старшим штурманом этой же, 277-й дивизии, он принимал у нее зачет по знанию района нарвского участка фронта. Тогда и узнал, что она бывший летчик-инструктор, убедился, что она хороший методист. Возглавив 999-й авиаполк, он снова вспомнил о ней и постоянно имеет ее в виду, постоянно к ней присматривается. Грамотный, думающий командир, летающий сам на задания, он ценит хороших воздушных бойцов, а особенно тех, кто творчески мыслит, умеет анализировать полет, умеет к нему подготовиться и подготовить других. Под предлогом, что Тамара хорошо знает У-2, много летала на этой машине, он несколько раз приглашал ее на облет линии фронта, много с ней разговаривал. Домущей, прижимистый молдаванский крестьянин, чувствуя, что это все неспроста, ворчал:
- Что ты на моих летчиков посягаешь?
Зеленцов отшучивался:
- Так я же не на летчиков, я только на летчицу.
Вечереет. На командном пункте - в обычной деревенской избе - полумрак. Две лампочки, от которых струится красноватый неяркий свет, не в силах осветить довольно просторную комнату, и хитроватый Зеленцов, сидящий спиной к свету, улыбается, наблюдая за Домущеем, его попыткой спрятать внутрь беспокойство, вызванное вопросом о Тамаре, попытку смолчать, не ответить, перевести разговор на другую тему.
"Что у тебя хорошего, нового?" - хочет спросить Домущей, но Зеленцов упреждает его:
- Так как Константинова, летчик хороший?
Домущей, поняв причину этих вопросов, тоже хитрит, отвечает уклончиво:
- Ты разве не знаешь? Прекрасно знаешь. Зачем тогда спрашиваешь?
- Темнишь, брат, - упорствует Зеленцов.- Константинова хоть и недавно воюет - летчик хороший, опытный.- Неожиданно спрашивает: - Так? - и, видя утвердительный кивок Домущея, ставит вопрос в упор: - Почему же она в рядовых ходит? Ей звено можно доверить, а она даже пару не водит. Почему? Возмущенно бросает: - Не доверяешь!
- Дело совсем не в этом! - оправдывается Домущей.
Действительно, дело в другом, дело в наличии вакантных должностей. Нет их. Полк военного времени - единица не очень большая. Всего три эскадрильи, в каждой по три звена. Причем первое звено возглавляет лично комэск. Получается, что в эскадрилье по штату всего два командира звена.
- В чем же дело, Кузьмин, если не в недоверии? - спрашивает Зеленцов.
- В вакансии, - отвечает Домущей.- Нет у меня вакантной должности командира звена. Заняты все.
Звонит телефон. Домущей берет трубку и долго говорит с кем-то из штаба дивизии, может, с командиром, может, с начальником штаба - оба они полковники, а Домущей, обращаясь к командиру или начальнику, как и положено, называет его по званию. Но вот наконец трубка положена. Домущей молчит, считая, что дружеский, хотя и не очень приятный разговор с Зеленцовым окончен, ждет, что он сейчас спросит: "Ну что там? К чему-нибудь надо готовиться?" Но Зеленцов себе на уме. Говорит как бы между прочим:
- Извини, Кузьмич, за вмешательство, но я, как говорится, на правах друга, соседа и в порядке любопытства. Если бы должность была, ты бы Тамару назначил командиром звена?
- Безусловно! - великодушно соглашается Домущей.- И неосмотрительно попадает впросак: - Будет у тебя свободная должность, честно говорю, предложил бы Тамару на повышение. Не пожалел бы ради такого случая.
- Ловлю на слове, старый медведь, - хохочет Зеленцов.- Ловлю, дружище, на слове. Должность у меня есть, вопрос о Тамаре уже решен с руководством, и на днях будет приказ.
Домущей возмущен уже по-серьезному:
- Пройдоха! Чего же морочил мне голову?
- Мы же друзья, Кузьмич, - смеется Зеленцов.- Не мог я тебя обидеть. Но ты не жалей, это нужно для пользы дела, нашего общего дела.
Любит Домущей Зеленцова как летчика , как боевого товарища. Гордится его успехами, быстрым служебным ростом. Такой молодой, а уже командир полка, подполковник. Догнал Домущея, сравнялся со старым пилотом. Другой, возможно, обиделся, высказал бы все комдиву, а он - ничего, комдиву ни слова, а Зеленцову - звонок: "Поздравляю, Паша, с назначением". А вскоре еще звонок: "Поздравляю с очередным званием. Рад успехам твоим, подполковник. Больше того, будешь комдивом, рад буду служить под твоим знаменем".
- Знаю. Знаю, что нужно для дела, - ворчит Домущей.- Но будь на твоем месте кто-то другой, Тамары ему не видать. Объявил бы ему войну, добился отмены приказа. Но с тобой спорить не буду. Ладно. Пусть будет по-твоему. Ну и пройдоха же ты, Зеленцов!
И вот Константинова в новом полку, в эскадрилье капитана Евгения Иванова. Молодой командир растрогал ее своей внимательностью, чуткостью и чисто воинским отношением. Когда Тамара доложила о том, что она прибыла в его эскадрилью для прохождения службы, он крепко, по-мужски, пожал ей руку. "Встретил не как женщину, слабое и капризное существо, и даже не как летчицу, а как летчика", - с благодарностью подумала Тамара. И тем более это было приятно, что она слышала об Иванове как о смелом воздушном бойце, очень толковом ведущем.
- Место, где вы будете жить с вашим стрелком и дочкой, уже подготовлено. Располагайтесь, устраивайтесь, - сказал капитан.
И это была новая неожиданность. Тамара ждала, что разговор начнется о службе, полетах, делах - так ведь всегда бывает, а он вдруг сразу о дочке, удобствах... Получилось одновременно и по-фронтовому сурово, и по-домашнему тепло и трогательно. Тамара смутилась, растерялась.
- Вы знаете, что у меня есть дочка и что она находится здесь, на аэродроме? - спросила она и почувствовав, что задала нелепый вопрос, смутилась еще больше. Иванов же понял ее и, стремясь разрядить неловкость, пошутил:
- Кто же об этом не знает! Весь Ленинградский фронт. Полк Домущея тем и прославился, что в нем служит женщина-штурмовик, а при ней пятилетняя дочка.
И все, смущения, неловкости - как не бывало. Перед Тамарой уже не командир эскадрильи, известный на фронте летчик, герой, а просто хороший товарищ, заботливый друг.
- Не ожидала, товарищ капитан, не ожидала, - в тон Иванову, смеясь, говорила Тамара, - такое неуважение к коллективу, воспитавшему и взрастившему меня, теперь вашего летчика и даже командира звена. Вы что же, заслуги таких героев, как Мачнев, Паников, Обелов, Корчагин, не признаете? А ведь они мои учителя, воспитатели; не признавать их - не признавать и меня.
И разговор начался простой, задушевный.
- А начнем мы с двухместной машины, - сказал потом Иванов, - с проверки техники пилотирования. Это закон. Его не обойдешь. Да и зачем обходить, если от этого только польза?
Под колпаком по приборам потренируемся. Тоже надо. Прибалтика в отношении погоды, сами знаете, - гнилой угол: дожди, туманы, низкая облачность. Строем походим для тренировки и для знакомства - я должен знать вашу подготовленность. А потом - на боевое задание.