— Вы, еще скажите, что завоевание, русских княжеств, было благим делом, — поддел меня корифей.
— А что, может и благим! — нагло заявил я, — если взять историческую географию, то российское государство с незначительными изменениями, точно вписывается в границы улуса Джучи. Наши историки не любят об этом вспоминать, но ордынское войско, защищало свои границы, от чужих завоеваний, а границы то эти на западе аккурат, по русским княжествам проходили. Это объективный факт. Период, второй половины тринадцатого века, и первой половины четырнадцатого, русские княжества успешно укрывались от внешних врагов, под ордынским шитом, и нападения на Русь с Запада, начались именно с момента начала распада золотоордынского ханства. Я уж не говорю о том, факте, что и само объединение Российского государства началось, с походов татарских туменов, которых использовал в своих целях и российский национальный герой, и святой Александр Ярославович Невский и Иван Калита, и их потомки, вплоть до 1480 года. Если все это суммировать…
— Ну, это уж вы хватили, — пытался остановить меня корифей. Но трудно остановить летящего галопом степного скакуна, так и я летел мыслью и словами, подобно табунной лошади, совсем забыв об элементарной вежливости, и не желая слушать оппонента, профессор это понял, смирился с неизбежным, со скукой поглядывая, в окно.
— Но суть дела даже не в трактовке, тех или иных исторических фактов, — продолжал я, не обращая внимание на профессорскую обструкцию, — а в том, что история двух народов: русского — понимая под этим словом не только славянские, но и иные неславянские племена, составляющие население русских княжеств; и татарского — как объединение части азиатских народов и не только кочевых, начиная с 1237 года, слилась в единое целое, независимо от того нравится нам это или не нравится. И именно с учетом того, что мы фактически стали одним народом, и объединены, не только по государственно-территориальному признаку, и надо ставить изучение нашей общей истории, а не делать в учебниках акцент, на «страшных» татар и героическую борьбу против них, русского народа. — Я начал постепенно выдыхаться снизил темп говорильни, а потом и вовсе сник.
— Полагаете, что новый прорыв в исторической науке свершили? — начал взнуздывать меня, корифей, — ничего нового в том, что вы сказали, нет. Всем серьезным историкам, это давно известно. Вероятно, — язвил он меня, — вы недостаточно хорошо знаете историографию, изучаемого периода. Вам не мешало бы вдумчиво почитать Гумилева. Так, что любезный, вы напрасно тратили свой запал. Я помню, что на эту тему еще с Ефимовым говорил, о цивилизационном выборе России, на рубеже тринадцатого — четырнадцатого века, он тогда новый роман планировал написать и как раз на историческую тему. Впрочем, вам это имя вероятно не о чем не говорит?
— Ученый палеонтолог, писатель, — Опять Ефимов, прямо судьба что ли, меня с его памятью меня сталкивает. — Мне как раз это имя о многом говорит, — продолжил я интересующий меня разговор, — А вы, что хорошо его знали?
— Не скажу, что очень хорошо, но были у нас общие интересы связанные как раз с историей, — ответил профессор, и тон его утратил язвительность, — Незадолго до его кончины, мы как раз о цивилизационном выборе России и говорили. Он очень интересные мысли излагал. О формирование российского народа, я тогда еще только аспирантом был, и его энциклопедические знания, очень большое впечатление производили. Жаль, что после его смерти, почти все его бумаги пропали, — вздохнул профессор.
— Вероятно, были причины, — заметил я. Рассказывать профессору об истории, которую мне поведал Торшин, я не собирался.
— Причины, — скривился профессор, — Ефимова якобы обвинили, в шпионаже, его бумаги чекисты изъяли. Глупость и шпиомания, нашего славного КГБ.
— Вы точно знаете, что его обвинили в шпионаже? — спросил я, — что до КГБ то там в то время дураков не много было, и шпиоманией эта организация в семидесятые годы, уже не страдала.