В 1903 году появилось Обязательное постановление городской думы об устройстве тротуаров. Вменялось это в обязанности домовладельцам. Ширина предписывалась не менее 1,5 аршина, деревянные тротуары не допускались ― только из «строганых каменных, цементных или гончарных плит или из асфальта». На домах требовались «дощечки» с указанием «звания, имени, отчества и фамилии владельца и особо с обозначением нумера части, квартала и названия улицы». Все это не требовало средств от управы.
С 1891 года начались разговоры, заседания, переписка с другими городами и подрядчиками об устройстве канализации. Понадобилось 20 лет, чтобы приступить к делу. Проект был составлен профессором Еншем, большим специалистом в этой области. Профессор взялся провести его через все инстанции, за все услуги испросив 5 тыс. рублей. Согласно постановлению думы, канализация устраивалась лишь в самом городе (без Нового плана, Форштадта), где в указанное время проживало уже 80 тыс. человек.
Хуже всего дело обстояло на арендованных местах, где сточные воды стали очагом заразных болезней, угрожавших городу. Так положение оценивала летом 1907 года комиссия управы. Но единственное, чем мог помочь город, это вырыть канавы, отводящие все воды в Банный проток. Это осложнялось наличием железнодорожной насыпи. Работы провели тем же летом, заняв на них безработных, которых тогда было много. На оплату затратили 4947 рублей 50 копеек. Камень на обкладку канав город выделил бесплатно. Проектные работы, включая нивелирование, произвел бесплатно инженер Федор Алексеевич Масленников с помощником Гохфельдом, за что от имени думы ему была объявлена благодарность. При нивелировании и других работах помогали и местные жители. Таким образом, оздоровление местности было проведено в большой степени на общественных началах.
Но на этом не кончились злоключения жителей. Канаву надо было регулярно чистить, кроме того, в нее выходила труба сточных вод с мельниц и бани в Новой слободке. Этот постоянный поток жители прозвали рекой «Шушей», потому что основной поток был из бани, владел которой Шушин. Поскольку канава была открытой, от нее постоянно шел пар и «страшно зловонный запах», как писалось в газете. Зимой же эта «речка» часто выходила из берегов вследствие образования наледей и заторов. В январе 1911 года Шуша разлилась и затопила несколько домов. Только вмешательство самого губернатора заставило управу произвести прочистку и спустить воду за счет владельцев мельниц и бани. Последние обязались производить регулярно прочистку, скалывание льда за свой счет. Но весной следующего года Шуша снова грозила разлиться, потому что ничего не делалось; управе пришлось напоминать об обязательстве. Осенью же канава все-таки разлилась опять, так как ее снова забыли чистить, и так далее. Страдали от нее дома на 1-й и 2-й Буранной (ныне Буранная и ул. Ходакова соответственно).
Плохо было без канализации, но не лучше было и без мостовых. Особенно это чувствовалось на окраинах. Несмотря на сухой климат, в Новом плане подолгу бывала непролазная грязь. В центральной части города во многих местах дело обстояло не намного лучше.
По схеме 1908―1910 годов только 16 улиц или их частей считались замощенными. Полностью или почти на всю длину были замощены лишь Николаевская, Инженерная, Телеграфная, Гришковская, Неплюевская, Кладбищенская (сейчас ул. М. Фадеева); даже Гостинодворская и Орская были замощены только в той половине, где велась широкая торговля. Мостовой считалась и засыпка гравием. Асфальтированные улицы отличались от современных: асфальтом покрывалась только середина проезжей части, по обеим сторонам от этой полосы укладывался булыжник.
Асфальтовое покрытие было хотя и узким, но прочным; по нему к тому же запрещалось грузовое движение. В этом случае улица закрывалась для грузового движения вообще, даже если рядом с асфальтом можно было свободно проезжать ломовикам. По условиям Самарской фирмы Челышева и Бахарева, с которой чаще заключались контракты, асфальтовое покрытие толщиной в два дюйма стелилось на бетонное основание толщиной в 4 вершка (почти 17 см). Эта фирма давала десятилетнюю гарантию, да к тому же оставляла в залог 30 процентов причитающейся суммы, соглашаясь и на оплату облигациями. Совокупность этих условий и привлекала, видимо, думу[64].