— Володя! Погоди! Куда ты, Володя? — закричала Ольга, сбегая со ступенек крыльца.
— А, здравствуй! Я тебя не заметил. Как ты здесь очутилась? — выпалил Володя, мучительно решая вопрос, надо протягивать руку или не надо.
Ольга смеялась. Володя заметил — она часто смеялась, и не всегда было ясно, что ее так веселит. Он решил покончить все разом:
— Я хотел сказать… Я из школы… Случилась одна неприятность…
— Шурик? — коротко спросила она, внезапно бледнея.
— Нет, не Шурик. Почему Шурик? Я о себе говорю.
— О себе? — Ольга облегченно вздохнула. — Я потому так испугалась, — смущаясь, объяснила она, — что однажды к нам прибежали сказать — Шурик утонул. Он и верно тогда провалился в полынью на Волге… Володя, что случилось?
В ее застенчивой, немного виноватой улыбке еще не совсем растаяла тревога.
— Я хотел сказать… чтоб ты знала. Я совершенно не интересуюсь музыкой.
— Что-о? В таком случае, зачем ты затеял этот вечер Чайковского?
— Я ничего не затевал. Мне поручили на комитете.
— Понимаю. — Ольга кивнула. — Ты должен заинтересоваться музыкой, — помедлив, заговорила она. — Наталья Дмитриевна считает, что в социалистическом обществе поразительно широко распространена музыкальная культура. Наталья Дмитриевна сорок лет работает в нашем училище. Не удивляйся. Сорок лет, да. До революции Наталья Дмитриевна учила здесь купеческих дочек. Она замучилась с ними. А сейчас… Наталья Дмитриевна говорит, что любовь к музыке — показатель высокой культуры народа. Мы строим коммунизм для того, чтоб человек жил красиво. Наталья Дмитриевна говорит: красив труд и… музыка. Недаром Толстой делил людей на музыкальных и немузыкальных. При коммунизме все будут музыкальными.
Так она прочитала коротенькую лекцию, в которой изложила взгляды Натальи Дмитриевны.
— Я понимаю, почему комитет поручил тебе сделать ребятам доклад о Чайковском, — заключила Ольга.
Несколько секунд она что-то обдумывала.
— Так и быть! — Ольга открыла портфель, достала два билета, один протянула Володе. — Из Москвы приехал знаменитый музыкант. Сегодня играет в училище. Приходи. Тебе необходимо музыкально развиться. Как же иначе ты будешь готовиться к докладу?
Она засмеялась, увидев растерянность, почти ужас в темных круглых глазах Володи.
— До вечера, — сказала Ольга вежливым тоном и ушла, оставив его одного разбираться в своих переживаниях.
ГОЛУБОЕ УЧИЛИЩЕ
Ольга отдала билет, а между тем не должна была этого делать.
Билет предназначался матери. Анастасия Вадимовна знала Ольгино училище, всех ее однокурсниц, учителей, давно дружила с Натальей Дмитриевной, и приезд в город известного молодого пианиста для нее, как и для них всех, был важным и радостным событием.
Чем ближе Ольга подходила к дому, тем огорчительней казалось ей то, что она сделала. В столовой на спинках стульев висели приготовленные к концерту платья. Дома был один Шурик. Он сидел за обеденным столом, широко разложив локти, и дочитывал книгу, о которой должен был написать отзыв.
— Шурик, ты не знаешь, мама очень настроилась сегодня идти на концерт?
— Настроилась, — лаконично ответил Шурик, не отрываясь от книги.
Ольга села за уроки. Она училась в школе и одновременно в музыкальном училище. Каждый час ее времени был рассчитан. Но сегодня все не ладилось! Ольга поймала себя на том, что ничего не понимает в учебнике.
«Ах, как плохо! — думала Ольга. — И как неожиданно получилось, что я отдала ему билет! Что же делать, пусть с ним идет мама».
Пожалуй, это был единственный выход.
Шурик вдруг сорвался с места и полетел в прихожую — вернулась Анастасия Вадимовна. Она привезла с прогулки Татьяну. Татьяна с розовыми, как у куклы, щеками лежала в коляске. Шурик дотронулся пальцем до ее холодного круглого носика. Татьяна проснулась и открыла глаза.
— Танечка! — сказал Шурик и повез коляску в комнаты. — Мама! Поехать бы нам с тобой в путешествие. Сели бы в поезд и ехали, ехали… До тайги…
— Да, — кивнула Анастасия Вадимовна, увидев на столе книгу «Чук и Гек».
— Мама, а я сегодня на концерт не пойду, — сказала Ольга, закрывая учебник.
— Что такое, Ольгуша?
— Я встретила Володю Новикова, — стараясь казаться беспечной, но невольно краснея, ответила Ольга. — Мамочка, ему нужно музыкально развиться. Он ровно ничего не смыслит в музыке. И… ну, словом, с ним пойдешь ты.
— Я? Ты сказала ему, что я?
— Нет, не сказала, но…
Анастасия Вадимовна еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она вспомнила темноглазого мальчика, который, хмуря брови, с мрачным видом сидел за столом.