— Мама, я вырасту большим — еще не так утешать тебя буду! — сказал Васюта.
— Надежда моя! — ответила мать.
Они сели пить чай, и Васюта все утро рассказывал маме о своих делах, о Шурике Марфине и сегодняшнем празднике.
Сегодня во многих домах готовились к празднику. Володя и Павел Афанасьевич с утра утюжили костюмы.
В Петином общежитии была суета. На койках валялись галстуки, на спинках стульев висели парадные пиджаки и рубашки; в комнатах стоял крепкий запах одеколона и гуталина.
Празднично начался день и в доме Брагиных. Во всяком случае, Василий Петрович встал после сна в хорошем расположении духа. Долго плескался в ванне, по-молодому насвистывая веселую песенку, и пришел завтракать надушенным, выбритым — хоть сейчас на концерт!
— Наконец ты готов! — улыбнулась Елизавета Гавриловна.
Василий Петрович удивился необычной живости ее взгляда и голоса. Он неторопливо намазывал хлеб маслом, маленькими глотками пил кофе и старался понять, почему она так молода и оживленна сегодня. Сам частенько уклоняясь от прямых ответов, Василий Петрович не любил спрашивать. Он предпочитал наблюдать.
— Я сегодня пораньше пойду на концерт. Надо помочь ребятам, — сказала Елизавета Гавриловна.
Она говорила об обыкновенных вещах, но глаза ее блестели, каждая черточка лица улыбалась. Василий Петрович пожал плечами и ничего не спросил. Юрий тоже молчал.
— Ах, какие вы! Какие вы, право!.. — с досадой воскликнула Елизавета Гавриловна. — Вчера мне сказали на родительском комитете, что нынче на вечере будут в президиум выбирать… меня! Слышите, вы! За что же меня? — Елизавета Гавриловна смущенно развела руками. — Я совсем мало сделала. Только в родительском комитете работаю да учусь. А они говорят — заслужила…
— Мама, ты будешь в президиуме? Вот здорово! — обрадовался Юрий.
Теперь он с удовольствием ждал предстоящего вечера. Пусть-ка Володька убедится, какая у него мать!
Василий Петрович уткнулся в газету. Можно подумать, что он заучивал наизусть передовую.
Елизавета Гавриловна собрала посуду, посидела, хмуря брови и ожидая чего-то.
Василий Петрович читал, закрывшись газетным листом. Он отложил газету, когда остался в комнате один.
«Итак, я работаю на заводе пятнадцать лет, но мне никогда не оказывали никакого особенного почета. Она же два-три месяца похлопотала по делам школы, и уже ее уважают и ценят. И друзья у нее…»
Василий Петрович взъерошил редеющие волосы и вздохнул.
Кто бы поверил полгода назад, что его тихая Лиза станет общественной деятельницей!
И ведь не остановишь теперь. Куда там!
Василий Петрович долго сидел в одиночестве, погрузившись в раздумье. Самолюбие его было ранено. Он наотрез отказался идти сегодня на вечер.
…В заводском клубе собирался народ. Юрий пришел, когда зал был почти полон; от красных пионерских галстуков весело рябило в глазах.
— Юра! Сюда! Место занято! — пронзительным голосом кричал Миша Лаптев.
Юрий притворился, что не слышит. Он встал неподалеку от сцены, поискал глазами мать, но не увидел.
— Вот кто мне нужен! — раздался голос Андрея Андреевича. — Идем к народу, любитель уединения!
— К нам, Андрей Андреевич! К нам! — звали восьмиклассники.
Андрей Андреевич посадил Юру рядом с собой. Уж не нарочно ли по другую руку возле себя он посадил Володю?
— Сядем рядком, поговорим ладком! — сказал учитель. — В кружке у тебя хорошо. С ученьем хорошо. Так что же плохо? — спросил он Юрия, пытливо вглядываясь ему в лицо.
— Ничего плохого, — потупился Юрий.
И тут зазвенел, залился колокольчик. Вечер молодежи, посвященный борьбе за мир, открылся.
— Предлагаю выбрать в президиум рабочего-передовика Петра Брунова… — сказал секретарь парткома Григорий Данилович Бирюков.
— Ура! Ура! — ответил хор восьмиклассников.
— …Изобретателя Павла Афанасьевича Новикова!.. Заслуженного учителя и депутата горсовета Андрея Андреевича!..
Ох, что тут поднялось в зале! Крики, шум, гром…
А в голове Юрия вихрем кружилось: «Не выберут маму! Нет-нет! Ни за что. А если и назовут, никто хлопать не станет».
И вдруг…
— Предлагаю выбрать в президиум члена родительского комитета школы общественницу Елизавету Гавриловну Брагину!..
Сердце Юрия замерло.
— Ребята! Нашего Брагина мать! — взвизгнул Толя Русанов.
— Бра-ги-ну! Бра-ги-ну! — бушевали восьмиклассники.
«Что это? За что они так? Вот какие они!» — чуть не плача от волнения, думал Юрий.