— Не может раскачаться! Мне-то все эти фридолини, даже взбреди им в голову перерядиться в архангелов…
Леклер и немцев, и итальянцев именовал без различия одной и той же кличкой «фридолини»[90].
Карнеро забрался в кабину и подрулил ко взлетной черте. Карбюратор его прежнего самолета был в неисправности, и сейчас он пилотировал «Жорес» с испанским экипажем. За ним поднялись в воздух Леклер, затем испанский бомбардировщик. Жалкие республиканские истребители уже кружили над Алькала: несколько самолетов прибыло из Америки, но и у них на борту не было современных пулеметов. Испанские истребители все еще были вооружены «льюисами» образца 1913 года.
После того, как «Орион» Леклера разбился и ему передали «Пеликан-1», сляпанный из обломков двух других, он отказался от серой шляпы и носил кожаный шлем так же эффектно, как древние римляне — свои боевые шлемы.
— А термос? — напомнил фюзеляжный стрелок, не видя названного предмета подле места Леклера.
— Сегодня, прошу прощения, я записался в общество трезвости: дело слишком серьезное.
Несколько минут спустя три бомбардировщика и истребители прикрытия были уже над Мадридом. Противник занимал почти все аэродромы, где прежде обретались «пеликаны», за вычетом Барахаса. Все дороги забиты транспортом, луг перед Хетафе превращен в автопарк. И все это было настолько незащищено, что, казалось, не могло принадлежать противнику. Леклер с правого фланга боевого порядка озабоченно поглядывал на два других самолета, которые то и дело исчезали в облаках, опустившихся очень низко. Над ними летели истребители прикрытия. На какое-то мгновение облака настолько приблизились к земле, что пришлось лететь над ними; между двумя серыми пластами силуэты самолетов в боевом порядке вестниками войны буравили мертвенно-бледную пустоту. Из облаков они выбрались над автопарком. Дороги были запружены франкистскими автомашинами, двигавшимися впритирку друг к дружке. Мотоколонна Тахо подходила к воротам Мадрида.
Фашистские истребители внезапно атаковали сверху: семь «фиатов» фронтом, их можно было безошибочно опознать по букве W, соединявшей плоскости. Звено республиканских истребителей, летевшее выше остальных, на полной скорости ринулось им навстречу.
Противник открыл заградительный огонь.
Немецкая зенитная артиллерия была доставлена под Мадрид в огромных количествах. Снаряды скорострельных орудий рвались в пятидесяти метрах друг от друга; Леклер думал о том, что размах крыльев его самолета — двадцать шесть метров. Такого заградительного огня он не видывал даже в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Немецкие наводчики не целились в бомбардировщики, а посылали снаряды на несколько сот метров вперед, точно по высоте полета, так что бомбардировщики, казалось, сами бросаются в гущу огня. Высоко над огневой завесой два истребителя вступили в бой. Леклер спикировал; снаряды полетели ниже.
— У них дальномеры! — крикнул бомбардир.
Леклер с трудом мог разглядеть бой истребителей: оба самолета выписывали запутанные петли, казалось, то ли вот-вот разобьются, то ли выделывают фигуры высшего пилотажа.
Стрелки наблюдали за боем, бомбардир — за землей; Леклер не отводил глаз от самолета Карнеро, который набирал высоту, снижался, подавался то в одну сторону, то в другую и везде натыкался на тот же заградительный огонь, внезапно приблизившийся. Не отрываясь от командирского самолета под интенсивным обстрелом, держась за него, как слепой за поводыря, во власти ощущения, что они составляют единое целое, Леклер бросал самолет в гущу огня, словно танк.
Теперь простреливалась стометровая высота.
Снаряды и самолеты внезапно сблизились; самолет Леклера подскочил на десять метров. «Жорес», переломившись пополам, вышвырнул восьмерых членов своего экипажа в свинцовое небо, словно пригоршню зерен. У Леклера было такое ощущение, словно ему отрубили руку, на которую он только что опирался; он видел падающих людей — черные точки вокруг единственного парашюта — и видел ужас на лицах у своего бомбардира и фюзеляжного стрелка; он сделал крутой разворот и на полном газу полетел к Алькала.
«Никогда такого не видел, даже в войну», — повторял Леклер после приземления. Члены экипажа стояли вокруг него и слушали молча. Леклер зашагал легионерским шагом к командному пункту; в углах губ трагические складки, взгляд — как у человека, побывавшего в аду.
90
От «фридолин» — прозвища, данного немецким солдатам французами в первую мировую войну, к которому для «итальянизации» Леклер присоединяет конечное «и».