— Все эти молодчики — самозванцы, — сказал в темноте кто-то из крестьян.
— Денег требуют? — спросил Хименес.
— Всякий ищет свою корысть. Сами-то говорят, ничего, мол, им не надо, знаем… Но не в этом дело. Я по сути. Этого не объяснишь. Самозванцы они.
— Попы — это такое дело, городским не понять…
Вдали перелаивались собаки. Кто из крестьян говорит?
— Густавито, он был фашистами к смерти приговорен, — сказал другой голос, и тон был такой, словно подразумевалось: «Теперь он знает, что к чему», а также словно выражалось всеобщее желание, чтобы высказался Густавито.
— Не будем все валить в одну кучу, — сказал еще кто-то, скорее всего сам Густавито. — Кольядо и я, мы оба верующие. Мы против попов, что да, то да. Но только я — верующий.
— Этот-то хотел бы поженить Пиларскую Богоматерь и Сантьяго Компостельского[65].
— Ее и Сантьяго Компостельского? Уж лучше пускай по рукам пойдет, да!
И он продолжал тише, с той неспешностью, с какою обычно ведут рассказ крестьяне:
— Фашисты отворяли дверь понятно зачем. Выводили человека, тот говорил: в чем дело? Потом опять то же самое. Выстрелов никогда слышно не было. А колокольчик попа — это мы слышали. Когда он, сволочь, начинал звонить, стало быть, кому-то из нас на тот свет. Он зачем звонил — звал к исповеди. Иногда добивался своего, сучий потрох. Чтобы отпустить нам грехи, он говорил. А какие грехи?.. Что отбивались от генералов! Две недели я слушал этот звон. Вот я и говорю: вымогатели раскаяния. Я-то знаю, что хочу сказать… Не только в деньгах дело. Вы вникните в то, что я говорю: чего он домогается, поп, когда исповедует? Он велит вам покаяться. Если хоть один поп добился бы хоть от одного из наших, чтобы тот раскаялся, что дрался против генералов, я считаю, такого попа как ни наказывай, все мало. Потому что раскаяние — это самое лучшее, что есть в человеке. Так я считаю.
Хименесу вспомнился Пуч.
— У Кольядо есть своя мыслишка!
— Валяй! — сказал Густаво.
Крестьянин молчал.
— Что же ты тянешь?
— Так говорить не годится, — сказал человек, еще не вступавший в разговор.
— Расскажи вчерашнюю байку. Прочти проповедь.
— Это не байка…
Подходили ополченцы, во тьме брякали приклады. Ночь стояла непроглядная.
— Они из-за чего расшумелись, — заговорил наконец человек саркастическим тоном, — я им рассказывал, как король отправился в Лас-Хурдес[66] поохотиться. А в тех краях все хворые, у кого зоб, кто недоумок… Такая бедность кругом, король и не представлял себе, что можно жить в такой бедности. Они там все недоростки. Ну, король и сказал: «Надо сделать что-то для этих людей». Ему в ответ: «Будет исполнено, государь», — как повелось. И ничего не сделали, как повелось. Потом, раз уж края там такие гиблые, придумали, как распорядиться: устроили каторгу. Как повелось. Тогда…
Кто был говоривший? Четкость артикуляции, тембр голоса свидетельствовали, что человек этот привык произносить речи, хоть обороты у него простонародные. Хименес слышал его превосходно, хоть тот говорил негромко.
— Иисус Христос видит — дела неважные. Ну И решил: пойду туда. Ангел выбрал самую хорошую из тамошних женщин, стал появляться. Она в ответ: «Зряшное дело, выкидыш у меня будет: есть-то мне нечего. На нашей улице только один крестьянин поел мяса, впервой за четыре месяца: он кота своего забил».
Теперь ирония сменилась горечью отчаяния. Хименес знал, что в некоторых провинциях сказители импровизируют во время ночных бдений над покойником, но он никогда их не слышал.
— Христос пошел к другой. Вокруг колыбели были одни только крысы. Согреть младенца не согреют, ласки от них не жди. И тут подумал Иисус, что в Испании дела, как и прежде, неважные.
Где-то посреди деревни грохотали грузовики, лязгали тормоза, доносились далекие выстрелы и лай, ветер гнал из выжженной церкви запах гари и камня. На минуту грохот грузовиков стал таким оглушительным, что оба офицера не слышали рассказчика.
— …заставил помещиков отдать землю в аренду крестьянам. Те, у кого есть волы, завопили, их, мол, обобрали те, у кого есть только крысы. И позвали солдат из Рима.
Тогда Спаситель пошел в Мадрид, и чтобы заставить Его замолчать, сильные мира сего стали убивать мадридских детей. Тогда Христос сказал себе, что от людей и впрямь не жди многого. И до того они подлые, что даже если всю вечность истекать за них кровью денно и нощно, их все равно не отмыть.
65
Пиларская Богоматерь — знаменитое изваяние Пречистой Девы в соборе, носящем ее имя, в г. Сарагосе. Сантьяго Компостельский — изваяние покровителя Испании святого Иакова, находящееся в галисийском городе Сантьяго-де-Компостела. Смысл реплики в том, что Франко, галисиец по происхождению, подчеркивал свою приверженность этому святому.
66
Лас-Хурдес (Лас-Урдес) — область в провинции Касерес, печально известная крайне низким уровнем жизни.