Песенка про Черного кота
Со двора подъезд известныйпод названьем «черный ход».В том подъезде, как в поместье,проживает Черный кот.
Он в усы усмешку прячет,темнота ему как щит.Все коты поют и плачут —этот Черный кот молчит.
Он и звука не проронит —только ест и только пьет,грязный пол когтями тронеткак по горлу проскребет.
Он давно мышей не ловит,усмехается в усы, ловит насна честном слове,на кусочке колбасы.
Он не требует, не просит,желтый глаз его горит,каждый сам ему выносити спасибо говорит.
Оттого-то, знать, не веселдом, в котором мы живем…Надо б лампочку повесить —денег всё не соберем.
«Рифмы, милые мои…»
Б. Ахмадулиной
Рифмы, милые мои,баловни мои, гордячки!Вы – как будто соловьииз бессонниц и горячки,вы – как музыка за мной,умопомраченья вроде,вы – как будто шар земной,вскрикнувший на повороте.
С вами я, как тот богач,и куражусь и чудачу,но из всяких неудачвыбираю вам удачу…Я как всадник на конесо склоненной головою…
Господи, легко ли мне?Вам-то хорошо ль со мною?
«Раскрываю страницы ладоней…»
Раскрываю страницы ладоней,молчаливых ладоней твоих,что-то светлое и молодое,удивленное смотрит из них.
Я листаю страницы. Маячитпережитое. Я как в плену.Вот какой-то испуганный мальчиксам с собою играет в войну.
Вот какая-то женщина плачет —очень падают слезы в цене,и какой-то задумчивый мальчикднем и ночью идет по войне.
Я листаю страницы, листаю,исступленно листаю листы:пережитого громкие стаи,как синицы, летят на кусты.
И уже не найти человека,кто не понял бы вдруг на заре,что погода двадцатого веканачалась на арбатском дворе.
О, ладони твои всё умеют,все, что было, читаю по ним,и, когда мои губы немеют,припадаю к ладоням твоим,припадаю к ладоням горячим,в синих жилках веселых тону…
Кто там плачет?Никто там не плачет…Просто дети играют в войну!
Три сестры
Опустите, пожалуйста, синие шторы.Медсестра, всяких снадобий мне не готовь.Вот стоят у постели моей кредиторымолчаливые: Вера, Надежда, Любовь.
Раскошелиться б сыну недолгого века,да пусты кошельки упадают с руки…– Не грусти, не печалуйся, о моя Вера, —остаются еще у тебя должники!
И еще я скажу и бессильно и нежно,две руки виновато губами ловя:– Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда, —есть еще на земле у тебя сыновья!
Протяну я Любови ладони пустые,покаянный услышу я голос ее:– Не грусти, не печалуйся, память не стынет,я себя раздарила во имя твое.Но какие бы руки тебя ни ласкали,как бы пламень тебя ни сжигал неземной,в троекратном размере болтливость людскаяза тебя расплатилась… Ты чист предо мной!
Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных,белым флагом струится на пол простыня…Три сестры, три жены, три судьи милосердныхоткрывают бессрочный кредит для меня.
Бумажный солдатик
Один солдат на свете жил,красивый и отважный,но он игрушкой детской был:ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел,чтоб был счастливым каждый,а сам на ниточке висел:ведь был солдат бумажный.
Он был бы рад – в огонь и в дым,за вас погибнуть дважды,но потешались вы над ним:ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы емусвоих секретов важных,а почему?А потому,что был солдат бумажный.
А он, судьбу свою кляня,нетихой жизни жаждал.И все просил: «Огня! Огня!» —забыв, что он бумажный.
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?И он шагнул однажды,и там сгорел он ни за грош:ведь был солдат бумажный.
«…И когда под вечер над тобою…»
О. Батраковой
…И когда под вечер над тобоюжуравли охрипшие летят,ситцевые женщины толпоюсходятся – затмить тебя хотят.
Молчаливы. Ко всему готовы.Окружают, красотой соря…Ситцевые, ситцевые, что вы!Вы с ума сошли: она ж – своя!
Там, за поворотом Малой Бронной,где окно распахнуто на юг,за ее испуганные бровидесять пар непуганых дают.