— Какой еще просфоры?
— Разве не знаешь, безбожник? Ха–ха–ха! — Он рассмеялся, однако тут же резко оборвал смех и озабоченно спросил: — Послушай, Сыргие, ты не помнишь фамилии генерала, который разбил немцев под Курском? Вертится в голове, а па язык не идет.
— Ватутин.
— Вот, вот — Ватутин! — обрадовался пекарь, — Ватутин… Фамилия — как будто из нашего молдавского языка: по–русски «бить», по–нашему — «бате». Правильно говорю, правильно — разбил их в полном молдавском смысле слова! А у тех, зигфридов, было две тысячи семьсот танков, две тысячи самолетов, шесть тысяч орудий… Верные подсчеты?
— В общем, верные, но почему ты их вспомнил? — с недоумением проговорил Волох.
— Просто так. Ты же сам сообщал эти цифры, теперь захотелось проверить, крепко ли засели в голове. Ну, да ладно, — переменил он тему разговора, — скажи лучше, который час?
— Тебе крайне необходимо это знать? — сухо проговорил тот, отлично понимая намек Кику. И все же посмотрел на часы, посмотрел и, не желая того, вздрогнул. — Около шести, устраивает? Спешишь на аудиенцию к начальнику военной пекарни? К своему любимому плутоньеру?
— Да, устраивает. Да, спешу. На аудиенцию. — Кику, по всей видимости, великолепно умел поддерживать светский разговор. — Не только на аудиенцию. Собирайся, опаздываем!
— Это еще куда?
— Без капризов, товарищ ответственный, у меня в печи сидит хлеб. Как бы не сгорел, тогда не миновать плутоньеру тюрьмы. Но зачем оставаться без начальства, к которому ты же сам меня и сосватал? Я забежал всего на несколько минут. За тобой. Давай, давай, завязывай шнурки на ботинках. Нужно успеть к семи…
Кику торопливо бежал по улице, буквально за руку таща товарища.
— Тебе нужно бы шагать впереди — идешь на суд, парень! — смеюсь, проговорил он. Затем добавил, не то все еще шутливым, не то многозначительным тоном: — Помнится, ты в тюрьме тоже не так давно устраивал нам судилища.
Волох просунул ладонь под мышку спутнику и подержал ее там, пока не почувствовал, что пальцам стало тепло. Со времени последней встречи с Кику они у него все время стыли… Затем крепко схватил Илие за плечо.
— Именно этого они и хотят, — проговорил он, вспомнив конец прошлого разговора. — Чтоб каждый из нас — слышишь, Илие! — подозревал друг друга, не верил, сомневался…
— Кто это «они»? — не понял или не захотел понять Илие.
— Кто? Те, что сажают нас в тюрьмы, карцеры, застенки… Неужели так скоро забыл? — Он на минуту приостановился. — Не знаешь кто… А слово самое простое: фашисты! Те, кому очень нужно, чтоб мы…
— Понятно, — поддержал его пекарь. — Но и у них далеко не все так гладко, как хотели бы…
— Засылают в наши ряды ловких, опытных провокаторов, которых не так‑то просто отличить от честных людей. И все же одного фильтра им никогда не пройти. Этот фильтр — дела, факты!
Теперь Кику внимательно слушал его, даже замедлил шаг.
— Но если провокаторы тоже участвуют в делах? Как различать их в этом случае?
— Тут и в самом деле непросто, — ответил Сыргие, — И все же их дела — одна видимость, ничего более. По-настоящему боремся только мы.
— Одна видимость… — повторил Кику, не слишком, впрочем, вникая в смысл слов. — Кажется, пришли вовремя.
Они были уже возле пекарни, и Кику обратился к мужчине, который ходил по двору с метлой, сгребая в кучу мусор и золу:
— Ну как, Ион, все в порядке? Никаких происшествий?
— Слава богу! Плутоньер, бедняга, пьян в стельку, — ответил тот. И шепотом добавил: — Вас уже ждут.
— Отлично. Как только войдем, запирай на замок. Если что не так — подавай сигнал.
— Иначе быть не может… — И человек снова принялся за свое дело.
— А тот, из учеников, был? — торопливо спросил пекарь.
— Был, был. Пять больших караваев для пленных.
— Отлично. Заключенным отправили?
— Тоже пять. С фургоном, который возит офицерам. — Он вручил Кику ключи. — Открой и не вынимай из скважины.
Кику торопливо сбежал по ступенькам, которые вели в подвал, открыл огромный замок и кивнул Волоху, предлагая тому пройти первым.
В подвале он прежде всего бросился к окну, принявшись заслонять корытом запорошенную мучной пылью фрамугу: пускай заглядывают, если придет в голову, все равно ни черта не увидят!
Навстречу Волоху рванулась волна теплого воздуха, приятно пахнущего тестом и печеным хлебом, однако эти радостные, чисто домашние запахи только сильнее подчеркнули его тревогу и озабоченность.
V