Мужчина сделал над собой усилие, чтобы не упасть, сознание туманилось и гасло, как фонарь, в котором разрядились батарейки. А потом он услышал щелчок, и все исчезло.
— За него. — Грэм поднял пластиковый стаканчик, в котором плескалась янтарная жидкость. — Без него нас бы уже не было. Как и ничего на этой планете.
Кейси, не глядя, подняла свой стаканчик и выпила содержимое. Горло ожгло, словно она проглотила огонь. По внутренностям прошла волна тепла, но сердце оставалось сковано льдом.
Они видели все случившееся через камеру. Тогда Кейси думала, что не выдержит смотреть на это, но ее глаза были словно прикованы к монитору. Она хотела, но не могла отвернуться. Картинку застилала мутная пелена, когда по щекам текли слезы. У нее не было сил смахнуть их. Она будто умирала вместе с ним.
Но Кейси не умерла. Непонятно как, но Найтвуду удалось спасти их всех. Как завороженные они ждали, когда же почувствуют смертельное действие излучения, но минуты тянулись, и ничего не происходило.
Теперь это казалось самым странным из всего — то, что она осталась жива. Не потому, что никто не мог понять, как же это получилось, а потому, что она должна была умереть вместе с ним. Она знала, что так будет, и ей даже казалось, что она к этому готова.
То, к чему она оказалась не готова — это жить. Жить, зная, что он погиб, чтобы спасти ее саму и ее планету, которая была для него тюрьмой и которую он ненавидел долгие годы.
Да, как говорил Найтвуд: люди — удивительные существа. И он был самым удивительным из всех.
— Кейс, — донесся до нее голос Грэма, который, кажется, звал ее уже какое-то время. — Если ты думаешь о том, что должна была быть вместе с ним, то не смей. Он погиб ради того, чтобы ты жила. Думаю, он любил тебя. — Грэм задумчиво поднял глаза к потолку. — Ну, по-своему, по-октавиански…
Губы тронула слабая улыбка. Кейси сделала еще глоток из стаканчика и посмотрела на улицу. Задворки склада освещал уличный фонарь, бросая на землю длинные тени. Внутри горела лампа, при свете которой Найтвуд работал дни и ночи напролет. Она и не заметила, как настал вечер.
С тех пор, как все случилось, Грэм только раз вышел на улицу, чтобы купить виски — таким образом он хотел почтить память Найтвуда. Кейси, не вставая, сидела за столом. Она смотрела на темный монитор. Все казалось, сейчас он снова загорится, и они увидят картинку со станции или лицо Найтвуда. Живого и здорового. Почему-то казалось, он непременно должен быть здоров.
Наверное, так и есть. Куда бы он ни попал сейчас, какими бы ни были октавианские небеса, там он здоров. И наверняка, язвит всем подряд, и все их ангелы уже взвыли, думая, какая же он заноза в заднице.
Девушка усмехнулась своим мыслям.
— Эй, ты в порядке? — тихонько спросил Грэм. А она и забыла, что в комнате не одна.
— Нет, но я буду.
— Что тут происходит? Вы что, делали перестановку?
Кейси подпрыгнула от неожиданности. С колотящимся сердцем она повернулась на голос.
Он стоял перед ней точно такой, как она представляла. Синяки под глазами пропали, как и мертвенная бледность кожи. Он все еще был худым, но это была худоба уставшего человека, а не смертельно больного. На тонких губах застыла резкая ухмылка, и он… смотрел, смотрел на нее!
— Найтвуд!
Кейси бросилась к нему, чуть не сбив с ног. Слезы промочили край его рубашки. А когда она наплакалась, он поднял ее лицо к себе и поцеловал.
— Эй, ну хватит уже лизаться. А то я как третий лишний, — улыбаясь во весь рот, проворчал Грэм. Он крепко обнял Найтвуда, стуча по спине.
— Но как? Как такое возможно? — спросила Кейси, когда к ней вернулся дар речи. — К тебе вернулось зрение, и ты кажешься здоровым!
Она все еще смотрела на Найтвуда так, будто перед ней стояло привидение. Мужчина пожал плечами, подходя к столу. Он взял один из стаканчиков и понюхал содержимое.
— Сам не знаю. Могу лишь предположить, что излучение оказалось лечением для моей болезни. Эта штука у меня в голове — какой-то генетически измененный вид рака. Сафлер говорил, что он не лечится. Но, видимо, они не пробовали облучать его терразивертами радиации. Думаю, опухоль аккумулировала всю эту энергию, и это убило ее. Во всяком случае, такое было ощущение.
Мужчина поморщился от неприятного воспоминания. Он взял в руки наполовину распитую бутылку.
— Вы что, с ума сошли? Вы пьете девятилетний Лафроэг из пластиковых стаканчиков?!
— Именно, — радостно ответил Грэм. — Будешь?
И не дожидаясь ответа, стал наполнять третий стаканчик. Но Найтвуд не взял его. Он посмотрел на них без улыбки.