Я понимал – он часовой эпох,
Он новая жемчужина Востока,
И так хотелось мне услышать вздох,
Из-под разводов, самого Пророка.
Но “Кул-Шариф” в молчанье погружен,
А я, касаясь мрамора рукою,
Шептал себе, что мир наш защищен
Еще одной, на свете, красотою…
Хиромантия
Замысловаты линии руки,
БезАлфавитны сложные узоры –
Не разобрать… Да корень Мандрагоры
Мне легче под повешенным найти!
Ну, хорошо, допустим, жизнь как нить
Струится тонко, сквозь ладонь к запястью,
Но как узнать, ведет ли она к счастью,
Да и успею ли я до него доплыть?
Мне кажется, что нить не так длинна,
Чтобы спокойно забываться снами,
Ну почему такими пустяками
Дурная голова болеть должна!
Жизнь разлохматилась, по-моему, внизу,
И ручейками портит всю картину,
И вот не спится ни хрена кретину
Извечными – зачем и почему!
Была же книжка… Выкинул, небось,
Там все об этом точно говорилось,
Ведь ничего такого не случилось,
Тогда откуда, непонятно, злость?
Вот это помню – линия ума,
Да тут, вообще, не стоило бы браться!
Я чувствую – здесь есть к чему придраться…
Ума палата – нет, не про меня.
Найти бы хоть Венеры бугорок,
Ищу потолще, помордастей чтобы,
Ну, пусть хоть это будет высшей пробы!
Хотя, откуда, если сам – сморчок?
Ага, а в целом видно букву эМ,
Такой привет от Метрополитена,
Дроблю ладонь квадратом многочлена,
И путаюсь надолго и совсем.
Там, сверху еще линия судьбы,
Но тут уж точно разберусь едва ли,
Как будто партизаны подорвали
Все магистрали и железные пути!
Три звездочки – хреновенький коньяк,
За-под мизинцем вертикально встали,
Ну, как они, все три, меня достали –
Изнамекались – ты такой дурак!
И тут внезапно осеняет лоб –
Была же где-то чертова газета!
Там для такого бестолкового поэта
Написан понедельный гороскоп!
Все хорошо… И, лишь, один пустяк –
Есть подозрения в существенном обломе!
Что означает эМ в моей ладони?
Похоже, что на букву М - чудак…:)
Что тебе хочется
Что тебе хочется, друг?
Ты не стесняйся, скажи –
Может быть, солнечный круг,
Может быть, гор этажи?
Ветра холодного вой,
Трепет ночного костра?
Что приключилось с тобой,
Что так печальны глаза?
Лучше гитару настрой
Под шорох осенней листвы.
Что - нибудь грустное спой
Под настроенье души.
Песней своей растревожь
Осени светлую грусть,
Ты ее все еще ждешь,
Я из-за этого злюсь…
Я тебе вот что скажу:
Брось, старина, это - блажь,
Ну, хочешь, я ей расскажу
Как тебе трудно сейчас?
Только она не поймет,
Знаешь, давай о другом,
Когда - нибудь это пройдет
Вместе с осенним дождем.
Стелется дым над рекой,
Тихо шуршит листопад,
Струны дрожат под рукой -
Что тебе вспомнилось, брат?
Звякнут от прожитых дней
Связкой ненужной ключи,
Спой свою песню о ней,
Только прошу – не молчи…
Тоннель
Я на ощупь – на свет вдалеке,
Мой тоннель и сырой, и холодный…
Но выводит, выводит к тебе
Первой строчкой, капризной и пробной.
Мысли сорваны с мест в куролесь –
Я ослеп, я оглох в переходах,
Только чувствую – где-то ты здесь,
Легкой тенью скользишь в полу сводах.
Этот мир мне чужой – не такой,
Он рассыпался рифмой случайной,
Ночь-вдова просочилась слезой,
Желтой точкой свечи поминальной…
Я плыву по реке простыней,
Замерзая от липкого пота,
Это подлый и лживый Морфей
Тянет к щупальцам водоворота!
Воздух кончился – нечем дышать,
Только влажными змеями трубы,
А из пропасти – (не разобрать)
Что-то шепчут любимые губы.
Далеко где-то плачут, зовут,
Бьется эхо по каменным ребрам,
Значит, ищут меня и найдут,
Значит, выведут к небу и звездам!
А иначе – остаться во сне,
Нет, не хватит, что б вынырнуть, силы…
Я тянусь к твоей тонкой руке,
Разрывая аорту и жилы!
Разлетится осколками ночь,
Прожигая зрачком полнолунья;
Птица черная выскользнет прочь
На распахнутых крыльях безумья…
Разбудил?…Испугалась? Прости.
Все в порядке… Приснилось… Ты спи…
Беломутье
Белогрустье в душе, беломутье,
Известковая взвесь по глазам,
Закольцован маршрут перепутья,
И расписан по дням и шагам.
Не разъездом – в рукав коридора,
В белостенно-размытый пенал,
А хотелось – на ветер простора,
В стук колес, и мелькание шпал.
А хотелось, чтоб было прозрачно,
Листопадно и ярко в окне,
Но белилами густо и смачно
Кто-то кистью прошелся по мне.
Не прорваться в простынные дали –
Высоко простирается мгла,
Белым пеплом в ладони упали
Два, до срока, сгоревших крыла.
Белоглазо и так близоруко
Отражается синий рассвет,
Не найти нам, на ощупь, друг друга
В белых отблесках прожитых лет.
Послевкусием соли и перца,
Седина запеклась, как глазурь,
И стучится кувалдою в сердце
Размагниченность солнечных бурь.
В белопамятстве жизнь – как мгновенье,
Растворяются краски надежд,
Распускается снегозабвенье
Покрывалами белых одежд.
И крахмально - стерильность халатов,
(Хорошо еще, если вот так)
На зрачках – равнодушных заплатах
Белокружьем уложит пятак…
Марку
Прощались… Тихий разговор
Струился дымом сигаретным,
И ветерком, едва заметным,
Листву ронял больничный двор…
Рассыпав на асфальт ковер.
Такой погожий день не в срок,
Такая синь над головами.
Октябрь листьями-слезами
Шуршал потерянно у ног…
Печально четными цветами.
Обрывки слез… Обрывки фраз…
…Он был на даче… Да, под утро…
Да нет, весь день не пил, как будто…
Да, плохо выглядел в тот раз…
Начало в два, который час?
Позвали… Медленно вошли…
Цветы. Портрет с каймой. Медали.
Держались, в голос не рыдали,
Не рвали криками души,
Сердцами стылыми стонали.
Спокоен. Строг. Уже чужой…
Уже не здесь, уже не с нами.
И пересохшими губами
Шепчу неслышно: Брат, постой!
Поговори еще со мной!
А помнишь… Нет, уже не помнит,
Не ждет. Не хочет. Не грустит.
Не засмеется – промолчит,
И за руку уже не тронет!
Осенним ветром улетит…
Туда, где ждут жена и мать,
Отец, и мама моя тоже…
Туда, где все на жизнь моложе,
И, может быть, устали ждать…
Счастливый – сможет их обнять.
Детство
А иногда я вспоминаю детство,
Последний год – все чаще и острей,
Безоблачна наивность малолетства,