— Так что же ты хочешь?! — казалось, даже Мелькор оторопел. — Чтобы я тебя казнил?
— Если вам будет так угодно, то я не буду оспаривать это решение, — тихо ответила пионерка. — Моему преступлению нет прощения. Но это тоже нерациональный выход из положения. Зачем казнить, если меня можно использовать против шаори? Вы ведь недаром погрузили в стазис Исполнительницу, верно, господин? И Армас с Лаурой еще живы не просто так. С их помощью можно проникнуть в кластер шаори, и, кажется, я знаю, что нам нужно сделать, чтобы создать туманникам очень большие проблемы. Нам все равно придется что-то с ними делать. Сидеть в крепости и ждать, когда они вновь атакуют нельзя, нужно перехватить инициативу.
— Зачем тебе это? — спросил Мелькор. — Это уже не твои проблемы. Я отпускаю тебя. Твои деньги и собственность останутся твоими. Я не буду тебя преследовать, Скворцова.
— Потому, что я не хочу уходить! — топнула ножкой Катя. — Я хочу искупить свою вину перед вами и перед ребятами. Мне некуда идти, мой жених здесь и мой дом здесь. Прошу вас, дайте мне шанс все исправить! Можете посадить в подвал на хлеб и воду, я не против. Я сделаю все, что вы скажите и приму любую судьбу.
— И что мы теперь будем с ней делать, народ? — спросил Мелькор, повысив голос. — Доверять ей нельзя. Выгнать не получается. Выкинем за пределы Крепости, в ничто, и забудем?
— Я против казни, — упрямо сказал Илья.
— Тяжело быть человеком и разбираться с людьми, — совсем по-стариковски вздохнул Пузырь. — Но деваться некуда, раз уж вы меня создали, и я с вами связался. Вытяни руки вперед, Скворцова. Будет тебе твой шанс.
Катя послушно протянула руки. Черный рыцарь встал с кресла и в его правой руке из ниоткуда появился меч, которым он осторожно коснулся сначала правой, а затем левой руки пионерки. Еще мгновение, и на запястьях вейги появились тонкие черные браслеты.
— Это твои кандалы, Скворцова, — сказал Мелькор. — Сегодня до полуночи ты можешь свободно уйти через центральный мост или дамбу, и тогда они рассыплются в прах. Но если ты останешься, и с завтрашнего дня попытаешься приблизиться к Крепости ближе чем на полкилометра, или захочешь пересечь любой из мостов, то они сначала станут нагреваться. А если не повернешь назад, то превратятся в раскаленное железо и остановят тебя силой. Жить будешь в коттедже на пляже, пусть тебя кормит твой любимый жених, раз он за тебя так радеет. Жду от тебя через неделю предложения по кластеру шаори. Иван Иваныч, твой доклад по краснодарской фирме послушаем через три дня. А теперь все свободны…
Выйдя во двор Крепости, Илья увидел, что солнце уже начало клониться к горизонту. Терентьева и Таволги с его бойцами было не видно, возможно, они размещали где-то пленных туманников. Леха с Толей и Никой о чем-то беседовали поодаль у стены, и лишь Катя одиноко стояла у самого входа в башню, дожидаясь парня.
— Поехали, зэка Скворцова, — мрачно сказал ей бывший наемник. — Садись в «газель». Кажется, машинка цела, во время боя ее не задело. Так и быть, подброшу тебя до места заключения, ты же поди даже не знаешь, куда идти. На пляже место хорошее, тебе понравится.
— Спасибо, дорогой.
— Уже бывший дорогой. Завтра смотаюсь домой и привезу тебе твои вещи. И еды нормальной. У меня в кабине парочка армейских пайков на всякий случай лежит и початая пятилитровка бутилированной воды, заберешь их с собой. На сегодня тебе хватит.
Ехали молча, и лишь когда «газель» затормозила у коттеджа, Катя тихонько спросила, — а может ты останешься со мной, Илюша? Вместе переночуем.
— Нет. Между нами все кончено, Кать. Я серьезно.
— Ладно, — вдруг улыбнулась пионерка. — Я понимаю, что ты ужасно обижен. Я и в самом деле сильно виновата. Но не печалься, Илья. Я тебя люблю, и я найду способ все исправить и загладить. Ты меня знаешь — я очень настойчивая и от своего не отступлюсь! Вот увидишь, у нас с тобой еще будет трое детей и куча внуков. Спокойной ночи, Илюша, и верь, что все будет хорошо…