- Он был в группе Аджека? - задал я логичный в общем-то вопрос.
- Нет, но он был шестеркой. Может они где пересекались.
- Был? - обратил я внимание на его оговорку.
- Был. Когда нас привезли, меня и этого мутного типа изолировали от остальных, в отдельном крыле. Комнаты наши были почти по соседству, по крайней мере с одной стороны, - с каждым словом голос Гуоша становился тише, а в эмоциях сквозили боль, разочарование и безнадега, он был уверен, что я ему не поверю. - Я в тот вечер вышел из игры на ночь, решил, что хватит с меня, хочу поспать нормально, - тут он усмехнулся, как-то горько усмехнулся, надо сказать. - И я поспал... До тех пор, пока ко мне не ворвались санитары и не скрутили меня. А я смотрел на окно, которое было открыто. Но я его не открывал! - он было вскинулся, но снова опустил голову. - Я его не открывал... - он провел рукой по лицу, словно пытаясь снять тот страх, что его окутывал, - Меня притащили на допрос, где потребовали согласия на полную обработку моих воспоминаний, но... Я не могу его дать, - твердо сказал Гуош, но потом опять осунулся, - Того мутного типа нашли мертвым в его комнате, его горло было перерезано, а в моей комнате был нож, которым его убили. Мой нож. Его мне дед подарил. - Гуош замолчал и просто смотрел то в пол, то на свои руки.
Я же сидел и думал, как так вышло. Вот честно говоря, ясности мне это не добавило. Хотя не так, я не понял, входило ли в планы нападавшего убить меня, или нет. На счет Гуоша тоже было не все понятно. Мог ли он убить того парня? Что-то мне подсказывает, что мог. Но мог ли он убить меня? Но вот в случае, если убивать меня на самом деле не хотели, а только ранить, то... Стоп. Я поднял голову и попытался понять, я вот сейчас это всерьез? Я вот реально сейчас подумал, что это мог быть человек, который считает меня лучшим другом и который испытывает чуть ли не физическую боль от того, что осознает, что я считаю его нападавшим? Вот правда? Кажется, где-то на подсознании я ощутил что-то похожее на мелькание чего-то чужого и обрывок эмоции... Похожей на... разочарование? Такое, которое испытываешь, когда проигрываешь в шахматы или проваливаешь экзамен. Тааак... Я могу точно сказать, что это была не моя эмоция! Что за чертовщина?! Я попробовал сосредоточиться и понять, а что вообще из моих мыслей было действительно моим? А еще я вспомнил, когда чувствовал что-то похожее, ну, ощущение чего-то чужого. И я вспомнил! Это было, когда мы были в гробнице Рейи и она меня словно рентген ощупывала. То есть это сейчас кто-то из Богов пытался мне свою волю всучить?! Ну нифига разрабы намутили! Но подумать мне все-таки надо, потому что Гуош уже окончательно смирился с тем, что я его начну обвинять, в его эмоциях сквозила опустошенность. Я прям вижу эту картинку, как он рисует меня частью остальной толпы, что ржет над ним, кидает и всячески унижает. Помню, было что-то такое, но тогда я наоборот, послал всех, кого матом, кого силой. Кажется, мы после этого и начали общаться. И раз уж Боги этого мира так интересуются моей жизнью, то можно поиграть и по их правилам. Как говорится клин клином вышибают!
Я закрыл глаза и сосредоточился на точеной фигурке одной знакомой богини. На ее курносом носике, прекрасных волосах цвета спелой пшеницы, теплой улыбке и волшебном голосе. Я вспоминал каждую мелочь, каждую частичку Рейи, с особой тщательностью и благоговением. И, стоит отметить, мои труды мне были зачтены на пять с плюсом!
- Чего ты хотел, юный Граф? - в голове сотней колокольчиков раздался голос Рейи.
- Прошу прощения, о, Великая, - я попытался вложить в мысленный ответ все свое восхищение, - Но только ты можешь помочь своему верному слуге, - проговаривал я это мысленно, но со всем почтением, ощущая благосклонность небожительницы, - Мне кажется, кто-то темный из Богов пытался проникнуть в мысли мои. Прошу, огради меня от напасти, - я почувствовал, словно сотни уколов прошлись по мне и проверили каждый уголок моей души, а потом...
- Да как он посмел?! - гнев богини был столь явным, что даже Гуош подпрыгнул и заозирался, я жестом показал ему сесть обратно и он, наконец, словно скинул оцепенение и сел на стул, уже более собранным.