— Не один делал. — Паша устало закрыл глаза, — Кого только не привлек. Финансистов, электриков, строителей, автомобилистов, антенщиков, акустиков, историков, геологов, режиссёров.
— Вижу. Отлично подготовился. — Свете на самом деле было поручено только озвучить положительное решение о создании нового управления звукозаписи при госрадио. — Расскажи теперь, что там у тебя за массажная артель организовалась, — Вот на эту тему, Света хотела бы поговорить поподробнее. — Говорят чудеса творите. Просто омоложение организмуса в чистом виде.
— Да, Паша усилием воли собрался, встряхнулся и уже привычно забубнил рекламные слоганы…
Всю ночь Елена Николаевна находилась в приятном нервном возбуждении. С другой стороны, она была абсолютно спокойна за результат. Запись катилась как по маслу. Не было ни одного сбоя. Мастера прямого эфира показывали себя во всей красе. Не пришлось переписывать НИЧЕГО. Вот это-то и вызывало легкую настороженность. Вряд ли так будет всегда. Надо собраться. Утром предстоит встреча с новичками. Здорово, что есть уже группа великих без преувеличения артистов, которые смогли создать целую труппу, способную работать в прямом эфире, только таких монстров единицы, а нужны сотни.
Есть что-то неуловимо притягательное в создание нового, доселе еще никем не опробованного. Как заставить слушателя видеть сцену, представлять обстановку в которой действуют герои, когда средства изображения сведены только к звукам? Как найти артиста с выразительным голосом? Как вызвать эмоции у профессионала привыкшего видеть глаза партнера и чувствовать реакцию зала? Как пригласить знаменитого избалованного и капризного мастера на пробы, а потом отказать ему? Как создать настроение в студии? Как проводить репетиции? Сколько вопросов. Для их решения нужна высшая математика.
Ранним утром, явно в неурочное время, совсем еще молодые артисты собрались в звукозаписывающей студии. Все юные, любящие профессию, прошедшие предварительный голосовой отбор. Не было никакой нужды демонстрировать себя, принимать позы или наоборот выражением лица демонстрировать глубину мысли. Только голос. Правда, чтобы он звучал, нужна такая глубокая работа над ролью, надо было вызвать в себе такие эмоции…
Здесь еще только предстояло родиться настоящим профессионалам радиоэфира. Большинство ждала судьба многостаночников, когда один и тот же человек был и корреспондентом, и режиссёром и ведущим и автором, и сценаристом.
Елена Николаевна вздохнула. Она как никто знала, что жизнь актера удивительно зависима. Стоит столкнуться с режиссёрской посредственностью и карьера может быть разрушена. С другой стороны, артисты, действительно, по Станиславскому, как дети. Очень злые дети. Все, хватит умничать. Пора начинать.
Уже вечером наслаждаясь домашними пельменями усталый Шатов разговаривал с Бондаренко.
— Ну как там твоя работа? К чему так выматываться?
— Инга, — Павел продолжал спорить с самим собой и отвечал вслух совсем не на те вопросы, которые задавала любимая девушка. — Вот скажи. Почему у нас на протяжении сотен лет совсем ничего не меняется. Будто ходим по дьявольскому кругу. Отчего люди так предсказуемы, скучны, ленивы, равнодушны. Как они удивительно одинаковы. Казалось бы, уж какая внешняя разница, а поговоришь. Одно и то же. Те же чужие мысли. Услышанные слова. Даже навеянные чуждой волей поступки. Ничего своего. Где капитаны которые сами, по своей воле могут проложить путь к светлой мечте? Даже настоящих художников, ученых, просто неравнодушных людей по пальцам можно пересчитать, а стоит кому вылезти. Сразу оклик. Куда? Не отрываться от коллектива. Мышиный шорох. Королевство мелких грызунов. Бегают, воруют, крутятся, размножаются… и умирают. Слова честь, правда, совесть, убеждения воспринимают с ухмылкой. Есть что им вспомнить? Любовь? Приключения? Открытия? Нет почти ничего этого у грызунов нет, зато есть другое. Попойки. Гадости. Воровство. И ведь давно уже так живут. Надо меняться. Всем надо меняться. Сколько еще так Родина проживет. Кончится удача, единственное чудо, удерживающее еще все от полного развала, что тогда?
— Да перестань. Плюнь на все. К чему такой пессимизм. — Инга подмигнула. Вот как надо говорить: «Живы и ладно. Корка хлеба есть и хорошо. Главное, чтобы не было большой войны. Бабы еще нарожают. Вглядись как на нас враги косо смотрят. Богатству нашему и духовности завидуют. Спасибо партии и правительству. Оберегают нас, дураков, от великих несчастий»
— Вот, вот. — Тяжко вздохнул Шатов. — Спасибо тебе. Можешь вовремя вылить ушат воды на разгоряченную голову.
— Это называется пропаганда, Павлик. Не ругай их. Они сами не отдают себе отчет, что уже вовсе не живые люди, со своими мыслями и чувствами. Пожалей их. Лучше сам постарайся подарить им хотя-бы кусочек чужого счастья. Ты ведь теперь на радио.
Всесоюзное радио к этому моменту проникало почти в каждый дом. Коммуналки и отдельные квартиры, учреждения и клубы, санатории и пионерские лагеря, — везде можно теперь слышать его голос.
«Послушайте пожалуйста повтор передачи студии детского вещания.» — Из похожего на тарелку радио, прикрепленного под самым потолком комнаты послышались чарующие, для сердца Елены Николаевны, звуки. Для историков из детства Шатова это стало бы настоящим шоком. Песня звучала в записи гораздо раньше, чем было указано в монографиях.
Куда же теперь поведут знаменитые капитаны своих поклонников, в число которых почти без исключения входило все молодое поколение Великой Страны. Туда где на первом месте Справедливость, Знания, Совесть, Ум, Гордость. Верность. Честь. Только никто, кроме Шатова, не догадывался, что не все голоса осознаются разумом, что все, прочитанное Пашей о технике двадцать пятого кадра и о НЛП воплотилось в этих магнитофонных лентах и спряталось за новизной звукозаписи. Раз за разом, день за днем, на протяжении долгих лет, живые голоса, извлеченные из пленок будут внушать, что надо придерживаться этих истин.
Обняв Ингу и глядя на глубокое звездное небо, Паша думал: «Что еще я могу сделать, чтобы вырваться, наконец, из заколдованного круга по которому век за веком бредет моя страна», а из тарелки все лилась и лилась музыка.