Прошла в чулан. Черпнула решетом муку, что стояла с осени в большой мучной кадушке и вмещала в себя мешок в пятьдесят килограмм.
Просеяла муку и поджарила ее. Затем развела бульоном. Бульон закрутился, вскипая и побулькивая. На гребнях мучной волны, вскипали тоже, помахивая мне лапками невиданные звери - шестиноги.
От ужаса ухнуло сердце. Сбегала в чулан. И убедилась, что в муке завелись мучные вредители, мучные хрущаки. Сначала они были личинками и легко отсеивались с решета. Теперь стали проворными шестиногими паучками.
Они попрыгали в мой соус сквозь дыры решета. Теперь в нем варились, помахивая мне длинными лапками.
И время уже поджимало. Вот – вот должен был подъехать на ужин отец...
Я немогла, не успевала заново приготовить все блюдо. Тогда принимала решение и вылавливала вареных вы соусе шестиногов по – одному. Молилась Богине Удачи или Судьбы, чтобы справиться достойно с моей первой кулинарной фальсификацией и махинацией...
Отец приехал на ужин вовремя. Свою порцию съел. Меня похвалил.
О, как дрожали у меня от страха перед разоблачением колени!
Не время было расслабляться! Еще ожидала своего освоения старая бабушкина книга «Пироги». Уже заварила в кипятке муку и должна была разводить яйцами заварное тесто для заварных пирожных - эклеров.
Размешивала тесто и отсаживала его на противень не кондитерским мешком и не кулинарным корнетиком, их просто не было. Отсаживала будущие эклеры на противень при помощи самодельного кулечка из бумаги.
Потом заглядывала в духовку. И наблюдала, как поднимаются, формируются, из плоского бледного блина твердые заварные брусочки с гладенькой коричневой спинкой.
Пришла с работы мать, бухгалтер сельской птицефабрики. Съела тарелку супа с хлебом. Подъела второе. Она не ожидала найти в соусе, поэтому и не нешла их тоже, ошибочно мною подваренных мучных хрущаков – шестиногов…
Семья была сыта, непривычная к городской подаче ужина и смене разных блюд. А я выволакивала второй противень эклечиков.
Когда их начинила, как кремом, взбитыми в пену белками – сырым безе, почувствовала, как устала всем телом, не только позвоночником, спиной, ногами.
Узнала и зауважал постоянную тяжесть работы повара...
Я так не уставала, даже если выходила вместо матери навоз из - под коровы убирать. Или, если уходила, вместе с родителями и своей семьей, на весь день в поле, на покос и сеноуборку.
Эклеров получилось неожиданно много. Мать разрешила мне набрать полную тарелку и вынести, как угощение, домашние пирожные, соседским ребятишкам. Пирожные получились вкусными, но маленькие детишки их ели не очень охотно.
Мы были непривычны, потому что сильно оторваны от города и его цивилизации. Еще впереди нас ждали, ещё ожидали нас, сельских жителей, открытие и освоение городских кафе с их вкусными, но такими стандартными пирожными.
Ещё предстояло открытие нами кафе – мороженых, в которые попервоначалу пускали только с детьми. Мороженое подавалось там в вазочках.
Его поливали сиропом, вареньем или тертой сладкой эрзац - шоколадной плиткой. Шоколад в городе периодически исчезал. Его и в продаже не было.
Чтобы попасть в кафе – мороженое обзаводилась «прокатным ребятёнком». Соседка доверяла подрощенной мне на весь день свою дочку.
Итак, при поездке в город, я следила за младшей сестрой, которая, как пропуск в кафе, предъявляла моего младшего брата. А я, вместо пропуска, показывала и вкусно кормила весь день, соседскую маленькую девочку.
Во времена испечения мною первых и единственных в моей жизни вкусных эклеров, городская цивилизация к нам еще не пришла. Зато были вечерние деревенские посиделки «на дровах» с неспешным обсуждением главных новостей всей деревни.
И ребятишки обступали меня. И я рассказывала сказки.
Я помню их всех, соседских детей. Одних чуть побольше, других поменьше.
Их жизнь проходила у меня на глазах.
Они росли. Они взрослели.
Село не живет отдельной жизнью, отличной от жизни всей страны.
Мне позвонила бабушка, моя пожилая мать. И попросила перезвонить, потому что на ее телефоне не было бесплатных минут и очень мало оставалось на счёте денег.
Я перезваниваю. И, сообщая новости, мать спрашивает у меня:
- Ты знаешь? Устика убили…
- Как? - Охаю я и вспоминаю ясноглазого и темноволосого паренька. Его застенчивую, неуверенную улыбку.