Вот и теперь надо было решать – что делать с амбициозной и высокомерной докторицей из недавно прибывших. И начштаба высказал сомнения в подлинности ее документов о врачебном статусе, и от больных поступали нехорошие сигналы, а жена этого самого Берестова – очень толковая медсестра – прямо заявила, что это не врач, а недоразумение – базовые манипуляции делать не умеет вовсе от слова совсем.
Надо что-то решать, и решать быстро.
Сам же военврач второго ранга своими собственными ушами слышал пикировку барышень, хорошо хоть не при пациентах. И ему это категорически не понравилось. Он даже задержался за углом в коридоре, чтоб послушать. И женская ядовитость не подвела, мало уши не опухли, как от крапивы.
Берестова протопотала и с ходу начала прямо у дежурной комнаты:
– Где эта девочка преклонных лет? К ней тут посетители с благодарностями!
– Благодарность-то велика? – узнал голос зубного врача Левин.
– В дверь не пролазит! Флегмона теперь настоящая, всамделишная, как я вчера и предупреждала. Башка как на дрожжах вспухла. Оно же любому нормальному глазу видно, если хоть что-то знаешь! Таки нет, надо же ж было зашивать, и без дренажа! – фыркнула медсестра, и Левин удивился – обычно она при врачах вела себя куда почтительнее.
– А вам, милочка, я бы не доверила даже после вскрытия зашивать. Перед родственниками неудобно будет. Хотя если в родственниках Франки Штейны, то конечно! – зло огрызнулась врач Мерин.
– Да куда уж, с нашим-то рылом, в калашный ряд гладью шить, какие с нас белошвейки! Академиев не кончали, бамажек самописных не сподобили, псесно, не то, что всякие лошадиные кони, кто бы что сказал! – пропела свирепо и ехидно Берестова.
– Что вы себе позволяете?! Настоящий медик никогда же ж не спустится до подобной пошлости! – вспылила Мерин.
– Ой, б-же ж мой. Где?! Где он?! Где тут среди здесь настоящий медик, не глядю на почтенного Гопника, который таки да, хотя и зубной – но все же ж доктор с руками и документами. Но все остальные? Одна – как сказано выше, вчера, то есть, некоей конской фамилией – из кухарок, уток щипать только годится, другая с дипломом с Малой Арнаутской, кто ж таки среди тут медик? Покажьте мне пальцем! Могу сходить за лампочкой, чтоб виднее стало! – спустила всех собак медсестра.
– Если брать во внимание полную конкретику, то уважаемая мадам Берестова не может со мной не согласиться, что в кухарках она была бы полезнее, при всему моему уважении, – иронично прошипела Мерин.
– Кто о чем? Какое уважение, какие речи? Вы посмотрите на себя. Ни в вену не попасть, ни даже внутримышечное сделать! Да хоть бы раз диагноз правильный выставлен был! Так ведь ни разу! Даже аппендэктомию самостоятельно не смочь сделать? – уже без флера «как бы шуточности» врезала медсестра.
– Я могу на себя посмотреть. От моего вида зеркала не трескаются! – отбрила Мерин.
В этот момент Левину показалось, что сейчас начнется смертоубийство, и потому он все же вмешался, появившись, как утреннее солнце. Обе сотрудницы, красные, словно спелые помидоры, заткнулись нехотя. Робкий зубной врач, который, несмотря на свою грозную гопническую фамилию, был трусоват и по этой причине все время попадал в нелепые ситуации, старательно тер стекла очков платочком, словно бы и не видя, и не слыша происходящего в шаге от него.
Военврачу очень хотелось сказать что-то более подходящее к моменту, вроде слова «Брек!», как говорят на боксерском ринге, но он просто строго посмотрел и пригласил к себе в кабинет медсестру Берестову. Где и отсыпал ей полной меркой обеими руками за несоблюдение этики и субординации. Грубиянка повторно распунцовелась и ответила только, что врачей она уважает, а вот всяких самозванок безграмотных она уважать не будет, потому что так лечить – вредительство сплошное. И вывалила начальнику с десяток вопиющих ошибок, сделанных только за прошедшую неделю доктором Мерин. Это несколько поменяло ситуацию, потому как Левин всерьез испугался. Сказанное пахло трупами, что совсем не нужно в нормальном учреждении. И сегодняшняя флегмона лица явно в перспективе грозила самыми худшими последствиями. Действительно, так дворник бы и то не сделал!
Отпустил медсестру с внушением, затребовал истории болезней, еще раз ужаснулся. Особенно разозлило то, что и почерк у Мерин был не врачебный, а разборчивый и понятный. Самое то – следователю читать без запинок!