Выбрать главу

Перед тем как уйти в мир иной, никогда не заботившийся о своем здоровье и благосостоянии, Сергей Васильевич по настоянию и с помощью друзей, известных писателей и поэтов Григоровича, Плещеева, Потехина, Вейнберга, которые не оставляли его и во дни тяжкой службы в полицейских "Ведомостях", понимая, что не место красит человека, но наоборот, зная о том, что с помощью этого самого "органа" честный и добрый человек Максимов много сделал для попечения больных и бедных, искалеченных на войне и потерявших здоровье на службе людей, отправляется в Крым для лечения горловой чахотки, принимающей угрожающие формы.

Объездивший страну от северного Поморья до Каспийского моря и Тихого океана, неугомонный человек сделал крюк и заехал к своему брату, Василию Васильевичу, хирургу и профессору Варшавского университета.

В Варшаве Сергею Васильевичу стало совсем плохо. Брат делает ему блестящую операцию трахитомии и тем продляет на недолгое время жизнь писателя.

Вернувшись в Петербург, Сергей Васильевич Максимов слег окончательно ослабело и сердце.

3-го июня 1901 года он скончался.

В летнюю душную пору в Петербурге почти не оставалось почтенной публики и за гробом известного писателя Максимова до Волкова кладбища следовала довольно реденькая процессия. Но литературная общественность широко откликнулась на невосполнимую утрату. Появились некрологи в разных изданиях, подписанные Толстым, Чеховым и многими другими знаменитыми русскими писателями.

"Драгоценное свойство господина Максимова, - писал Салтыков-Щедрин, заключается в его близком знакомстве с народом и его материальною и духовною обстановкою. В этом смысле рассказы его должны быть настольной книгой для всех исследователей русской народности".

Вскоре после кончины писателя Максимова товарищество "Просвещение" предприняло издание собрания его сочинений во "Всемирной библиотеке" и выпустило двадцать томов подлинной "энциклопедии народной жизни", хотя и в двадцать томов уместилось далеко не все написанное великим тружеником и глубочайшим знатоком жизни своей страны и народа.

Но затем происходит то огорчительно-обидное, даже горькое для нашей отечественной культуры и народа явление, которое называется печальным русским словом - забвение. На много лет, на целые десятилетия драгоценное наследство писателя Максимова утрачивается народом, являясь лишь вспомоществованием в трудах ученых-словесников и "подкормкой" для богатых компиляций ловких людей, всегда густо обретающихся возле русской словесности.

"У Максимова нет последователей, и теперь в таком роде уже никто не пишет, - еще в 1907 году горько сетовал один из современников писателя. - С ним, Максимовым, последним представителем бытописательной литературы, кажется, вымирает и самый бытописательный жанр", - и далее: - "Есть что-то грустное в обезличивании народов, в том умирании индивидуальности, которая зовется цивилизациею. Но покамест нам еще дорого наше родное, Россия будет дорожить памятью писателя, который так много посвятил труда и таланта на ее изучение, особенно сумев запечатлеть в своих произведениях поэзию народных верований и русской родной жизни".

В России, как я уже писал в начале этого очерка, все идет по кругу. И вот наступило время, когда всем нам "приспичило" подумать: кто мы и откуда взялись? Наступила пора вспомнить о наших сугубо национальных делах, заново взяться за книги и труды тех, кто радел за отечество свое и, положив живот за него, успел походить и в реакционерах, и в пропагандистах проклятого прошлого. Даже такой гений, как Федор Михайлович Достоевский, побывал в оных, Пушкин печатался избирательно, так что уж говорить о "глашатаях" крестьянской старины - Есенине, Клюеве, Мельникове-Печерском или о том же Максимове.

Отечеству и народу нашему дана одна очень устойчивая особенность прозревать через беды и воскрешать самосознание с помощью родной великой культуры, когда "подходит край", когда мы зримо скатываемся к одичанию.

Так было в двадцатых, сороковых и пятидесятых годах нашего столетия, и ныне мы расхлебываем кашу духовного застоя и глубокого кризиса во всех сферах жизни. Приступила, и вплотную, пора вспомнить о духовном и культурном наследстве России - одна за другой издаются и выпускаются библиотеки, не только всегда "действующих" классиков, но и полузабытых или вовсе забытых радетелей русской культуры.

В Новосибирске вышел уже седьмой том "Литературного наследства Сибири". Стараниями и подвижничеством неутомимого человека Николая Николаевича Яновского и его сотоварищей-сибиряков Отечеству нашему возвращены и пущены в культурный обиход многие славные имена русских мыслителей, культурных деятелей, писателей и ученых: Г. Н. Потанина, В. Я. Зазубрина, М. К. Азадовского, А. Н. Сорокина, Г. Г. Гребенщикова, П. П. Петрова и многих-многих других.

В Иркутске одновременно осуществляется издание библиотек "Литературные памятники Сибири", "Сибирь и декабристы", "Полярная звезда". Здесь же, в Сибири, была в свое время предпринята и осуществлена попытка издания "Библиотеки сибирского романа", куда вошли книги и старых, полузабытых русских писателей. Правда, пухлая эта библиотека слишком загромождена толстыми современными романами "обязательного порядка", т.е., теми, которые издавались по указанию сверху. Перегруженная "правильны- ми", но серыми произведениями, библиотека не имела того значения, на которое вправе были рассчитывать издатели. Ныне в Иркутске выпущен уже третий том "Сибирской библиотеки для детей и юношества", рассчитанный на десятилетие, в течение которого выйдет 25 томов книг, состоящих преимущественно из произведений писателей-сибиряков.

Приходит пора и Максимова, вот что сообщает из Подмосковья много занимающийся наследием Сергея Васильевича Максимова, написавший о нем роман "Охота за словом" Сергей Плеханов: "К 150-летию я подготовил "Избранное" Максимова, в 1982 году - "Куль хлеба", в 1984 году - "Год на Севере"; готов к изданию сборник "По русской земле". Пытался пробить в Иркутске, в "Лит. памятниках", "Сибирь и каторгу" - но безуспешо. В Ярославле отвергли идею издания "Лесной глуши". Белорусы ("Мастацкая литература") схватились было за предложение выпустить "Обитель и житель", но потом написали, что Максимов - реакционный (?!) и потому изданию не подлежит..."