Разумеется, это непростая задача. Окончательным ее итогом становится не «просветление» буддиста, не отрешенное самадхи и не христианская «святость». Результат полной остановки внутреннего диалога — остановка Мира. Иными словами, перцептивная реальность, построенная человеческим тоналем и репрезентирующая в нашем обыденном сознании весь «окружающий мир», просто перестает существовать. Она изменяется всесторонне и радикально — неожиданным и даже шокирующим образом. Субъект не растворяется и не сливается с высшим началом. Он остается отдельной энергетической и воспринимающей единицей, созерцающей феерию изумительных метаморфоз энергетической Реальности, и он более не связан с шаблонами, стереотипами и автоматизмами внушенного человеку описания.
Итак, с поверхностной точки зрения ориентальное «безмолвие ума», йогическая читта-вритти-ниродха, китайское «слияние с Дао» и нагуалистская остановка внутреннего диалога ставят перед собой схожие цели. Различия между нагуализмом и ориентальными дисциплинами возникают на том уровне, где нагуалист неминуемо сталкивается с безличным полем вселенской энергии и открывает для себя пугающее многих отсутствие высших сил. Последние в духовных учениях Азии привычно воспринимаются как совокупность могущественных божеств, сотворивших универсум и человека и продолжающих заботиться о его судьбе. Вот почему мы находим в нагуализме немало приемов и методов, которые похожи на инструментарий тех или иных ориентальных школ медитации, работы со вниманием и восприятием.
Но практика нагуализма не ограничивается остановкой внутреннего диалога. Если говорить о специальной работе с вниманием и восприятием, мы находим два обширных направления — не-делание и магическое делание. «Деланием» философия нагуализма называет работу интерпретационного аппарата тоналя. В процессе того или иного не-делания мы используем свое произвольное внимание, чтобы прекратить исполнение некоего перцептивного или реактивного стереотипа, — а ведь именно из таких стереотипов состоит человеческий тональ. И, наоборот — в случае магического делания мы сами, произвольно и осознанно, создаем некие модели, шаблоны, конструкции, которые не присущи автоматической работе описания мира. Мы настаиваем на их «реальности» и фокусируем энергетику нашего внимания, восприятия, реакций на том, чтобы реализовать в перцептивном поле изобретенный нами «фантом».
Делание тоналя распространяется не только на перцептивные акты, но и на весь массив психологических эмоциональных движений, стереотипизированных и закрепленных в нашем описании мира как стереотипы. К тональному деланию относится значительная часть психоэмоциональных реакций в повседневной жизни человека. За каждым стереотипным реагированием — злостью, тревогой, завистью, беспомощностью и т. п., — устоявшийся процесс делания, присущего конкретному тоналю.
Кастанеда со слов дона Хуана не раз сообщал, что тональ имеет слоистую структуру. Если рассматривать тональ не только как описание мира, но и как образование, обеспечивающее все разнообразие взаимодействий индивидуума с Полем, — тогда тональ и должен быть «слоистым». Поверхность тоналя можно назвать его функциональным слоем, той оболочкой, что отвечает за сам характер отношения «я — мир». Здесь ярче всего проявлены реактивные стереотипы, стереотипные образования, содержание которых составляют многократно повторяющиеся продукты личной истории — события, явления, процессы.
Повседневная жизнь тоналя во многом, если не во всем, состоит из повторений. Для физиолога такие повторения формируют рефлексы; для физика — ближе всего ассоциации с кристаллической структурой вещества, где комбинации атомов бесконечно повторяют друг друга. Для нагуалиста — это масса автоматизмов, образующих узнаваемый мир восприятия, эмоций и смыслов. Функциональный слой тоналя организован поистине совершенно — так, чтобы субъект имел все инструменты для адаптации к той жизненной среде, которую полагает для себя естественной.
Именно по этой причине нагуаль — сущность не прагматичная, не способствующая биологическому выживанию субъекта, — никогда не становится предметом восприятия означенного субъекта. Нагуаль пребывает вне нашего жизненного поля. Его силы и возможности интересны лишь мистикам или тем, кто стремится расширить область человеческого мира, доступного познанию. Конечно же, такой исследователь своими новыми способностями и умениями пугает соплеменников, оказываясь либо в позиции шамана (жреца), либо в позиции «колдуна», способного насылать порчу и злые чары.
Однако здесь речь идет о современной нагуалистской практике. Весь комплекс практических методов нагуализма направлен на (1) перестройку стереотипов тоналя, которые препятствуют более широкому восприятию, (2) на специфическое усиление произвольного внимания и тотальное повышение чувствительности. Основные практические методы, которые нагуалист использует для достижения целей пункта (2), — неделание — делание, остановка внутреннего диалога и созерцание. Каждая из этих психотехник — мощный инструмент преображения человеческого существа, способный изменить режим восприятия, а, следовательно — диапазон энергетического обмена с внешним миром.
Следует иметь в виду, что именно современный нагуализм акцентирует внимание на идее, которая довольно давно является предметом научной полемики. Эта идея состоит в отождествлении потока энергетического метаболизма и движения произвольного внимания (восприятия).
Неделание интенсивнее всего разрушает мир привычного восприятия. Его естественным результатом часто становится особое переживание, названное в книгах Кастанеды «остановкой мира». В одном из источников Бринтона мы можем найти ссылку на данную психотехнику как типичное проявление поведения нагуалиста:
«В выражении ее лица было что-то странное. Ее глаза были самыми черными и яркими на свете; но были моменты, когда она внезапно останавливалась, опиралась на бильярдный стол или о стену, и ее глаза становились застывшими и неподвижными, как у мертвой. Затем она бросала сверкающий взгляд из-под темных ресниц, посылая ледяной холод в душу того, на кого смотрела. Была она безумна, или это было, как считало ее окружение, кратковременное отсутствие души, погружение духа в нагуаль, перемещение в неведомый мир? Кто знает?»
Делание, с другой стороны, — техника, более понятная европейцу. Она напоминает визуализацию в европейском оккультизме и подобные проективные техники ориентального происхождения (особенно техники индийских йогов).
Действительно, следует иметь в виду, что делание европейских и ориентальных оккультистов в значительной мере отличается от нагуалистской техники. Если они использовали техники, подобные деланию, то ставили перед собой, в первую очередь, религиозные задачи. В их работу входила визуализация религиозных символов или божеств, а их намерение заключалось в познании утвержденных догмой трансценденталий либо в слиянии с божеством, о свойствах и качествах которого они уже имели достаточно сведений из «богодухновенных» и иных источников, кодифицированных религиозными институтами.
Нагуалисты же, занимаясь деланием, никогда не стремились достичь кем-то установленного образца. Суть нагуалистского делания сводилась к наглядной и убедительной демонстрации того, что ткань перцептивного мира, данного в психическом опыте, пластична и может быть подвержена произвольным изменениям при помощи того же произвольного внимания и определенным образом упорядоченного восприятия. Истинный мир, где обитает Трансцендентное, всяческие универсалии либо идеи в духе платоновского универсума, никогда не был предметом изучения нагуалистов. Древние мыслители Месоамерики раз и навсегда отсекли Реальность-вне-восприятия — нагуаль — от любых изысков человеческого опыта, поскольку своевременно познали неминуемую обусловленность последнего.