О, Морис.
Милый, милый Морис.
Это ее вина.
В костюме и при галстуке, он сидел в офисном кресле, уронив голову на стол, у ног лужа крови. На нем были его любимые туфли. «Ты пощупай эту кожу! Такая мягкая!» Посреди стола лежало забрызганное кровью завещание. Но куда интереснее оказались аккуратно разложенные предметы. Ожерелья, трусики, серьги, лифчики, перехваченные резинками локоны волос.
Вот они, трофеи.
ГЛАВА 37
Нервный узел, отвечающий за биологические часы Рени, полностью отказал. Временами ей казалось, что с момента самоубийства Мориса прошли месяцы. В следующий миг — часы. Она уже даже не вспоминала о еде и сне. Какие-то добрые люди приносили еду в дом матери, но внутрь не входили. То ли побаивались, то ли проявляли деликатность. Приезжал Дэниел, иногда молча сидел с ними, иногда расспрашивал о Морисе.
Увы, мать Дэниела так и не нашли, но ФБР все еще вело поиски, и в пустыне продолжались раскопки. Шанс оставался.
Она сказала Дэниелу, что уходит. Надо было поддержать мать, только что потерявшую ближайшего друга, и позаботиться о себе. Кроме того, в ее неоднозначной ситуации лучше было отойти в сторону. Она была рада, что ее работа в убойном отделе, если это можно было назвать работой, кончилась. После смерти Мориса она жила в городе, дома у матери, спала в своей прежней комнате, и когда просыпалась среди ночи, не сразу понимала, где находится, а потом с болью сознавала, что в соседнем доме больше нет Мориса. Но Розалинда, кажется, справлялась, и сегодня вечером Рени собиралась попозже уехать. Оставаться здесь было ей не на пользу.
И снова, совсем как после ареста отца, помимо боли от потери Мориса, оставалось его участие в преступлениях. Он не оставил посмертной записки или другого письменного объяснения, и оставалось неясным, был ли он сообщником отца. Это было так непохоже на Мориса. Но она могла допустить, что он помогал закапывать тела и, возможно, хранил трофеи Бена.
Если бы только она допрашивала его чуть осторожнее. И не уехала сразу, а провела с ним вечер, поговорила. Но тогда у нее голова шла кругом, и она хотела покоя, хотя бы на несколько часов.
Первые дни после его смерти для них с матерью тянулись мучительно, они просто проживали их, минута шла за минутой. Где-то в этот период утраченного времени она позвонила Габби Саттон, зная, что та слышала новость. Как иногда бывает в разговорах на болезненные темы, они отвлеклись на керамику, и Рени снова пообещала что-нибудь сделать для нее.
Если верить календарю, прошло всего несколько дней после того, как Мориса нашли за его столом, хотя казалось, что прошли недели. На столе в кухне стояли несколько поилок для колибри, заказанных по интернету, потому что ни Рени, ни Розалинде не хотелось контактов с внешним миром и с ошивавшимися на улице репортерами. Рени стояла у выключенной плиты, помешивая деревянной ложкой сахарную воду в кастрюльке. Кафель холодил ее босые ноги, бриз струился сквозь двери патио, принося аромат апельсинового цвета со слабым оттенком гари. Выросшая здесь, Рени прежде не замечала вездесущий смог, накрывавший город. Пока она не перебралась в пустыню, она не осознавала, что этот особый запах, напоминавший ей о доме, на самом деле автомобильные выхлопы.
Она отложила ложку.
— Пожалуй, уже остыло.
Дом Мориса все еще был окружен желтой лентой как место преступления. Следователи, включая Дэниела, приходили и уходили, а Розалинда все беспокоилась о колибри Мориса. Со своего заднего двора они заметили пустые поилки и снующих между ними в поисках нектара колибри. Их внимание переключилось с трагедии на действие — появилась возможность сделать нечто безусловно позитивное.
Они не стали покупать фасованный нектар, а приготовили свой, из белого сахара, следуя примеру знатоков. Морис и ее отец всегда настаивали, что нужно делать его самим, беспокоясь о вредном красном красителе и плохо вымытых поилках, суетясь и волнуясь из-за прикормленных ими птиц.
Противоречие не могло не бросаться в глаза. Мужчины, охотившиеся на людей, трогательно заботились о самых крохотных птицах. Возможно, одно с другим не связано, или же их обоих утешало, что, даже отнимая жизни, они в то же время помогали выживать этим маленьким существам.
Все, что имело отношение к птицам, она усвоила из отцовского увлечения орнитологией. Отец рассказал ей абсолютно все о колибри еще до школы, и там она могла гордо и высокопарно фонтанировать информацией, к восторгу или скуке слушателей, в зависимости от публики. Она до сих пор помнила, что они машут крыльями с частотой от двенадцати до восьмидесяти раз в секунду, создавая то самое гудение, которое слышно человеку. Знала, что их пульс достигает тысячи двухсот ударов в минуту. Что у них самый быстрый обмен веществ из всех теплокровных существ. Большинство живет от трех до пяти лет, так что ни одну из птиц, прилетающих теперь к поилке Мориса, никогда не кормил Бен Фишер, хотя вполне возможно, что он кормил их родственников, потому что птицам свойственно возвращаться в те места, где они вылупились из яйца и оперились.