И у нее были короткие волосы. Почему у нее короткие волосы? Неуместный вопрос, учитывая все происходящее. Но он бы не сразу узнал ее сейчас и с длинными волосами. Она выглядела, как будто выбралась из могилы. На лице и одежде засохла грязь и что-то похожее на запекшуюся кровь. И двигалась она не своим обычным широким шагом. Шаги были медленными и осторожными, все внимание сосредоточено на сцене.
Розалинда замолчала, ее лицо застыло, будто кто-то нажал на паузу в неудачный момент. Дэниел вдруг понял, что звуки отсутствуют. Оглушительный шум плохо спроектированного зала стих. Сзади доносилось позвякивание столового серебра о тарелки, персонал еще продолжал заниматься своими делами, не поднимая голов. Наконец тишина подсказала — что-то не так, и работа прекратилась.
Секунду казалось, что в зале только два живых и дышащих человека. Рени и Розалинда. Все прочие казались вырезанными силуэтами, указателями или людьми, размывшимися, оказавшимися не в фокусе, когда энергия и эмоции матери и дочери столкнулись.
Рени с трудом поднялась на сцену.
Дэниел выхватил телефон и вызвал скорую.
— Я рада… что могу здесь присутствовать, — сказала Рени шепотом, замиравшим на каждом вдохе. Она была выше матери, и ей пришлось нагнуться к микрофону. — Боялась… боялась, что не получится.
Она взяла кусок хрусталя и прочла:
— Розалинда Фишер. Награда за общественную деятельность.
Едва Дэниел оторвался от разговора с оператором 911 и стал пробираться к сцене.
— Дело в том… — Глаза Рени долго оставались закрытыми, и пару раз она цеплялась за подиум, чтобы не упасть. И в то же время она казалась невероятно сильной. — Моя мать намного более многогранная личность, чем вы думаете… и я… Я хочу признать это публично здесь сегодня. — Она остановилась, вдохнула и продолжила: — На этой награде должно быть написано… «Убийца Внутренней Империи»…
Публика ахнула, как один человек, и все сомнения Дэниела насчет Розалинды исчезли. С этими словами Рени швырнула награду на сцену. Она разлетелась, брызнули осколки. Люди завопили.
Розалинда и глазом не моргнула.
— Бедное дитя, — сказала она. — Бедное дитя.
Ее спокойствие перед лицом подобных диких обвинений лишний раз свидетельствовало о том, как важна для нее Рени. Даже здесь, в свой час славы, она не сводила глаз с дочери, думала о ней больше, чем о себе. По крайней мере, она пыталась представить дело таким образом. И Дэниел знал, что в этом зале ни один человек не сомневался, что Рени не в своем уме.
Из дальнего конца зала снова послышался шум, и люди облегченно заговорили, когда внутрь вошли трое полицейских в форме.
Рени, словно только что заметив людей вокруг, огляделась, ища, за что зацепиться, и ее взгляд остановился на Дэниеле, который пробрался к сцене. Он видел, что ее решимость поколебалась, подтачиваемая сомнениями, на лице появилось смятение.
«Неужели я ошиблась? Что, если все не так?»
Он тихо произнес имя Рени, глядя ей прямо в глаза, словно они были одни.
— Ты все делаешь правильно, — сказал он. — Не сомневайся в себе.
Где она была, через что прошла? И как с этим связана Розалинда? Дэниелу хотелось спросить, но зал погрузился в хаос. Одни очнулись от оцепенения, протискивались в двери. Другие продолжали глазеть. Снаружи взвыла сирена скорой, потом стало тихо. Двери распахнулись, и появилась команда скорой помощи, неся тяжелые ящики.
Дэниел помог Рени спуститься по лестнице. Ее трясло, дыхание было прерывистым и учащенным, словно каждый вдох причинял боль.
Несмотря на суматоху, Рени споро уложили на каталку. Дэниел шел рядом, пока ее выкатывали из здания. На стоянке она попросила остановиться и сказала несколько слов молодой женщине, которая стояла рядом с машиной, облепленной стикерами. С переднего сиденья на них смотрела грязная собака. Дэниел задумался, кто это может быть и какое имеет отношение к Рени, но тут заметил спешащую прочь Розалинду.
Рени только что публично назвала свою мать Убийцей Внутренней Империи. Одного этого обвинения недостаточно для ареста, но он не собирался выпускать ее из поля зрения.
— Увидимся в больнице, — сказал он Рени и бросился бежать.
— Я поеду за скорой, — объяснила Розалинда, когда Дэниел перехватил ее.
Розалинда Фишер постепенно раскрывалась перед ним, слой за слоем. Теперь, зная, по крайней мере, часть правды, он мог распознать то, что прежде ускользало от взгляда. Убивала она или нет на самом деле, перед ним стояла социопатка. И она вовсе не собиралась ехать в больницу.