Но когда она говорила это матери, Грег давно уже был мертв, а Тед оставался лишь мечтой из прошлого.
Но сейчас он вернулся.
Глядя на свое отражение в зеркале, она забрала волосы назад и закрепила их тяжелым деревянным гребнем. Потом побрызгала на себя духами и стала надевать свои "драгоценности": серьги из китового уса, маленькую дурацкую булавку на грудь, часы на левую кисть и золотую цепочку — на правую. В белом керамическом блюдечке, в котором хранились часто надеваемые украшения, осталось только обручальное кольцо.
Кольцо, подаренное Грегом.
Поколебавшись, Дорис взяла его и поднесла к свету. Оно нуждалось в чистке — бриллианты потеряли свой блеск. Симпатичное колечко стоило больше, чем Грег мог себе позволить на свою зарплату в морской пехоте при его-то расточительности. Она всегда подозревала, что большую часть стоимости кольца оплатили его родители, но никогда не спрашивала их об этом, а они молчали.
Женщина неторопливо надела его на палец левой руки, как и полагается, потом сняла и примерила на правую[3]. Не по размеру — пальцы на правой руке были тоньше.
Слишком свободное для одной руки, но неуместное для другой.
Зажав кольцо в кулаке, она прошла в свою спальню, открыла небольшую деревянную шкатулочку на туалетном столике и положила его туда. Закрыв крышечку и отвернувшись, она вспомнила, как Тед говорил накануне об опыте освобождения. Сейчас стало понятно, что именно имел он в виду.
Впервые за десять лет она почувствовала себя действительно свободной.
Дорис уже спустилась до середины лестницы, когда ее позвала Кэт:
— Ма, телефон!
Одновременно затренькал дверной звонок.
— Скажи бабушке, что я не могу подойти сейчас к телефону, — велела мать, направляясь к двери.
Не подчинившись, дочка бросила трубку на пол и выбежала ей навстречу.
— Я открою дверь, а ты поговори со своей мамой.
— Детка, делай то, что тебе сказали.
Девочка притворно вздохнула.
— Я не собираюсь обманывать ее.
— Я и не прошу тебя обманывать. Скажи ей, что у меня гость и я позвоню сама. Попозже, если удастся.
Она дождалась, пока Кэт вернется в гостиную, прежде чем открыть дверь. На крыльце стоял Тед, разговаривавший с хозяином соседнего дома. При ее появлении он закончил разговор и внимательно посмотрел на нее. Она выбрала сегодня короткие и свободные шорты цвета хаки и легкую белую блузку, чтобы чувствовать себя удобно и не страдать от жары, но от одного его взгляда ей показалось, будто она совершенно раздета.
А ведь хотелось бы!
— Прекрасно, — только и сказал он, но так, что у нее сердце замерло.
— Хэй, — хрипло приветствовала она гостя.
Его взгляд остановился на ее лице, и он улыбнулся.
— Хелоу, Дорис.
— Хелоу, — отозвалась она. — Смотришь на меня такими глазами и говоришь только "Хелоу, Дорис". Не слишком ли это официально?
— Какими глазами?
Отступив на шаг назад, она подвергла его такой же инспекции, и замершее было сердце приятно ожило. О Господи, как же он красив! Стройный, сильный, темный, как сам грех, и вдвойне опасный. От одного его вида она вся слабеет, у нее просыпается жажда. И ее взор не в силах скрыть это.
— Ах, такими глазами, — ухмыльнулся он. — От такого взгляда меня одолевает желание…
Прежде чем он успел продолжить, распахнулась дверь и на веранду выскочила Кэт.
— Хэй, Тед. Куда мы поедем на ланч? Я уже проголодалась.
Ему понадобилась секунда, чтобы оторвать свой взгляд от Дорис, всего секунда, за которую трепетный жар, уже охвативший ее, удвоился.
— Это решать тебе и твоей мамочке, — ответил он, взглянув на Дорис.
— Что если нам поехать на огастонские пляжи? Там форт со старинными пушками, — подсказала она.
— А нельзя ли подальше от всего, что стреляет и пахнет войной, — изобразил он испуг на лице.
Девочка наградила его снисходительным взглядом.
— Ну, вы ошибаетесь. Там уже давно не стреляют, как в ваших лагерях. Это же музей, где можно только смотреть.
Дорис обняла дочь и притянула к себе.
— Вот здорово, Кэт, спорю, что туристы в Огастоне с удовольствием послушают тебя. — Теду она пояснила: — Это чудесный старый портовый городок с историческими достопримечательностями, отличными ресторанчиками. И самое прекрасное — расположен довольно близко от дома моих родителей в Флоренсвилле.
С самым бесхитростным видом Кэт подтвердила: