— А кто он?
— Я же тебе сказала…
— Как его зовут?
Ее улыбка пропала, и Дорис поспешила повернуться к раковине, чтобы сполоснуть чашку.
— Тед Хэмфри, морской пехотинец.
— Еще бы, "медный лоб" сразу видно.
— Что это еще за словечки? — с укоризной отреагировала мать, ставя чашку в сушилку.
— Ты бегала к нему на свидания или еще что?
— Нет, — ответила Дорис слишком быстро и резко. У них с Тедом не было свиданий. Лишь небольшое "еще что".
— А ты бегала на свидания к кому-нибудь, кроме папы?
Дорис вздрогнула. Дочь спросила так легко, так естественно о человеке, которого не знала. Не она научила ее этому, а родители Тейлора, ее мать и отец, их с Грегом братья и сестры. С того момента, как Кэтрин залепетала, они показывали ей фотокарточки Грега и учили произносить: "Папуля, Кэтти. Это твой папуля".
И Дорис поощряла это, ибо и сама не знала, что делать. Ей было чуть больше двадцати, сама еще девчонка, но уже с крошечным дитем. Ее муж погиб, а Тед выкинул из своей жизни. Она нуждалась в помощи обеих семей, а семья была нужна Кэт. Особенно родителям мужа — ведь внучка связывала их с покойным сыном. В тот период ей не хватило храбрости и сил рассказать им правду, а позже, когда стала взрослее…
Она осталась трусихой. К тому времени Тейлоры слишком уж полюбили Кэтрин. Признание причинило бы им невыносимую боль. И Дорис пошла по пути наименьшего сопротивления, более безболезненному для дочки, ее бабушек и дедушек, для самой себя. Она сохранила свою тайну и жила во лжи.
Но вот вернулся Тед.
И стало больно и стыдно, что Кэт называет папулей совсем не того человека.
Несправедливо, обидно!
— Нет, золотце, я ни с кем больше не встречалась, — отгоняя навязчивые мысли, натуженно улыбнулась мать.
— Так откуда же ты знаешь этого Теда?
Ну почему дочка не рассеянная, как все ученики в школе? И Дорис попыталась отвлечь ее внимание.
— Что-то мы уж очень любопытны сегодня!
Кэт не обиделась. Она вообще редко обижалась на чьи-либо слова.
— Мы любопытны постоянно. Если не задавать вопросов, ничему не научишься. Так как ты познакомилась с ним?
Мать повернулась к ней лицом. Если не ответить, Кэт сообразит, что она что-то скрывает. А поскольку действительно скрывает, не следует давать дочери повод так думать. Да простит меня Бог!
— Тед был другом… — она осеклась и тут же добавила: — Грега.
Отчаянно желая переменить тему, Дорис пригладила волосы дочери и ущипнула ее за щеку.
— Почему ты до сих пор не одета? И сколько можно есть?
Склонив голову чуть набок, Кэт разглядывала ее с минуту, потом, видно, решила позволить матери отделаться от нее на этот раз.
— Я же расту.
— Будешь есть как сейчас, милочка, и вырастешь поперек себя шире.
Проглотив последний кусок рулета, Кэт облизала пальцы.
— Что ты собираешься делать сегодня?
— Пойдем в библиотеку?
— Не-а. Пошли на пляж.
— А может, в кино? Хорошо посидеть в кондиционированном помещении, а?
— Не-а. Лучше в прохладной воде.
— Мы давно уже не гуляли по бульвару.
— На пляж, ма.
Дорис прикидывала. Пляж на базе отличный, но туда далеко ехать, и наверняка будет полно народу в такой жаркий субботний день. Хуже того, ее, расслабившуюся на полотенце, будут донимать старые воспоминания. О том, например, как они с Грегом и Тедом впервые ездили на тот же пляж и она ради Грега вырядилась в новое бикини. Но обратил-то внимание на обновку именно Тед, наградив ее долгим оценивающим взглядом. Он тогда впервые в ее неискушенной жизни заставил почувствовать себя привлекательной женщиной.
Старые воспоминания и новые заботы. Поистине смертельное сочетание.
— Загоришь чуть больше, детка, и тебя уже не различишь в темноте.
— Ну, ма-а-а, — умоляюще протянула Кэт.
Улыбнувшись через силу, Дорис сдалась.
— Ладно. Поедем на пляж, но только на час. Потом вернемся и прополем клумбы.
Любой другой ребенок сразу бы согласился, но только не ее дочурка. Кэт капризна, она добивается чего желает, и только на собственных условиях. Подумав над оговоркой матери, дочь схитрила:
— Два часа на пляже, и я сама прополю клумбы. Парочку, ма, ну чего в этом плохого!
Дорис было уже не до улыбки. За пару часов они с Тедом изменили свою жизнь. Предали Грега. Приговорили себя к десяти годам неверия и лжи. Наделали много зла.
Но они сотворили и кое-что еще, в чем она никогда не будет раскаиваться, независимо от того, кто больше пострадал при этом.
Они дали жизнь Кэтрин.
II
Поток машин на шоссе, ведущем к Уэст-Пирсу, к концу рабочего дня, — как в кошмарном сне, и вторник не был исключением. Хотя квартира Хэмфри находилась лишь в двух милях от ворот базы и в семи от расположения его батальона, дорога домой вызывала раздражение с момента, когда он влился в этот поток и пока не свернул на Роуз-стрит через шесть с половиной миль.