Деве прекрасной, невесте твоей наречённой.И захотелось ещё мне немного послушать.Я и поехала в лес, но искала я песню,А не певца». «На певца же сама наскочила;
Нынче певец я, не воин, и это отрадно,Буду сегодня тебе я ещё и хранитель,Ибо деревья чужих принимают с опаской,Хоть и не враг ты, но время тревожное – звери
В лес забредают, бегут от войны из-за моряЛюди, и разные люди, а наши границыХоть и тверды, но находятся в них и лазейки.…Или уйти мне, коль ты ничего не боишься?» —
Он засмеялся. Она отвечала серьёзно:«Нет, я боюсь. И одна не хочу оставаться.Я не страшусь ни зверья, ни людей из-за моря,Только того, что нашепчут мне тени лесные.
Страшно ещё, обретя, потерять, что искала…»«Нота твоя так чиста, звук речей не фальшивый.Странны людей голоса – слишком много в них крови,Твой же звучит горячей, чем когда-либо слышал.
Дева, садись, отдохни. Чтобы ты не замёрзла,Я постелю тебе плащ, вот сюда, осторожно», —Он придержал её локоть рукой своей лёгкойИ опустился на землю – казалось бы, близко.
«Где ты? Леир, в темноте ничего я не вижу,Кажется мне, что тебя, может, вовсе и нету…»«Здесь я, держи мою руку», – он сжал её пальцы,Свежей и гибкой была его кисть, и прохладной.
Молвит он: «Жаркие, чуткие руки у смертных,Яркий и гордый язык, он и смелый, и острый,Жить им недолго, они и стараются жарче?»«Много ты видел людей?» – отвечала царевна.
«Нет, я с рождения или в лесу, или в море,Видел людей я в бою только. Бьётесь вы насмерть,И неужели под стать вашим воинам девы?Наши, эльфийские, и холодней, и прозрачней».
«Девы прекрасные в царстве отца Таруила!Хоть бы эльфийским они не чета, ну и ладно!Только Эльке может с ними красою поспорить —Это сестра моя, я-то, конечно, другая.
Стой… в темноте эльфы видеть, наверно, умеют?Ты обнаружил в лесу меня…» «Только услышал, —Эльф отвечал, и в ответе улыбка звучала. —– Видеть могу в темноте только свет, только образ,
Цвета волос или глаз я, конечно, не знаю».«Что же за образ, – Альне удивилась, – ты видишь?Что представляю собой я в обличье незримом?»Только царевич Леир промолчал почему-то,
И, оскорбившись, она отняла свою руку.«Так расскажи мне про ваших красавиц эльфийских!Замуж, я знаю, берут иногда их и люди…»«Если достойному мужу, царю – отдаём мы
Дев наших милых, они мудрецов украшают.Вот и заморский Бриэл скоро в жены эльфийкуЗеиль возьмёт, и отдать храбрецу её радыРодичи наши морские союзнику-брату.
Зеиль согласна, но родичам горестна жертва…Ради любимого смертный удел выбирая,Девы живут всё равно очень долго – столетья;И утешают, бывает, вдову и не внуки —
Правнуков дети. Да, свойственно жертвовать девам,Но никогда не бывало ещё, чтоб мужчина…Нет, не пристало обменивать воину-эльфуВечность иначе, чем долг отдавая в сраженьи».
«Спой мне ту песню, – нежданно Альне попросила, —Спой про невесту свою, что прекрасней не знаешь…»«Ладно», – сказал он. Но, только начавши, прервался.«Что же ты? Пой…» Он запел, но не крепок был голос:
«Мелиэль, имя твое – это дальнее эхоДолгого имени и нескончаемой песни,Взор твой прохладу несёт в жаркий день, он чудеснейЯркого света звезды, что во тьме воссияла…
Волос янтарный любых драгоценностей крашеКожа нежнее, чем белой реки покрывало,Мелиэль, имя твоё – это только началоМолодость вечную пьёшь из опаловой чаши…»
«Что замолчал? Где у песни твоей окончанье?Больно дышать, но и боль бесконечно желаю…»«Я не могу сейчас петь эту песню», – он молвилИ удивлённо спросил: «Да ведь ты понимаешь
Древний эльфийский? Давно ли? Как это возможно?»«С детства, – она отвечала. – Так спой мне другую!Голос мне твой изумруда любого дороже,Раз я заехала следом за ним в эту чащу,
Пусть наградит меня, дома ведь ждёт наказанье…»Хоть в темноте не могли они видеть друг друга,Но говорили свободные души. И ночьюНе было внешнего, не было цвета и взгляда,