– Я знаю, что вы убийца. Будьте моей женой. Я вышел на пенсию, у меня есть небольшое состояние, которое останется вам. Я знаю, что больше трёх-четырёх лет при ваших кулинарных талантах — не проживу. Но могу же я, наконец, поесть нормально!
Вот нормальный мужской подход: мы, конечно, можем жрать всё, что угодно, вплоть до жаренных гвоздей. Но за удовольствие хорошо покушать серьёзный мужчина готов и жизнь положить.
Бывает и в другую сторону. Родной фольк, например, такие рецепты выдаёт:
И не говорите, что «истина где-то рядом» — она у нас внутри.
Так что, хозяйка занимается своим хозяйкиным делом, мужики — своим мужским. Что радует, так это отсутствие «вместе пускай-ка нальёт» из выше приведённой песенки. Групповой запой — вещь страшная. Очень вредная и опасная для здоровья и жизни. И тех, которые — «вместе пускай-ка», и случайных окружающих. Мужички мои пока «сухие» — приходят в себя после вчерашних-позавчерашних приключений. Барахлишко перебирают, рубахи, в порубе рваные — штопают. Но это ненадолго. К вечеру дела переделают, начнут соображать и искать. «Кто ищет — что-нибудь всегда…». Найдут. Придётся снова успокаивать. Мужики, они как дети малые — пока не набегаются — не успокоятся. Надо им срочно какое-то новое занятие искать. Может, курсы какие организовать? Икебану там, или макраме какое спрогрессировать? Всеобщее одиннадцатилетнее образование в моей России — не сколько, чтобы детишек научить, сколько — чтобы их время занять.
Так, Иван Юрьевич, не надо о больном — о российском образовании. То помещений нет, то — указаний. То учебников, то компьютеров. Всегда — денег и учителей. Черчиль писал: «Наше самое выгодное капиталовложение — вложение в образование». Бисмарк после первых побед Новогерманской империи приказал поставить памятник школьному учителю. А у нас… «учебный год наступил неожиданно». Причём — ежегодно. Вот детишки кончатся, и проблема закроется. Не будет школьников — любая школьная реформа «на ура» проходить будет. От детишек и их родителей столько забот! А уж расходов!
М-м-м… «Кто хочет, тот…». Сухану с Марой я хорошее занятие нашёл. До-о-олгое. Такой… непрерывный процесс. И ведь не бросишь. Вот ей захотелось и… прямо по песне. А я лишился своего постоянного попутчика. Как-то непривычно одному — как голому. Жизнь без зомби вызывает чувство неуверенности у зомбиводителя. Почему никто из попаданцев не писал, что отсутствие в поле зрения «живого мертвеца» провоцирует нарастание ощущения заброшенности, одиночества и неизбывную депрессию?
Может, мне тоже песню спеть? Грузинскую. «Где же ты моё… Сулико?». Слов не помню. И спросить не у кого: Чарджи тоже… отсыпается «песен попевши». Ночью у него опять… «выход в свет». Или это — «полусвет»?
Вот, Ванюша, все — при деле. Один ты… «привык за победу бороться»? Ну и давай. Сам. Без ансамбля. Потому что есть вещи, которые тебе ну край нужно найти в этом мире.
Типовой попаданец или фентазийник, вляпавшись в своё «ничего себе!» обычно отправляется искать какой-нибудь «фигурный болт». Какой-нибудь «жезл смерти», или «палку вечной жизни», или «кольцо всевластия», или «врата бессмертия»… Какой-нибудь артефакт или «заколдованное место».
И пошёл квест. Правила тут довольно понятные: нужно найти мечника, лучника и колдуна. Этот набор позволяет компенсировать тотальную безграмотность и «рукосуйство» ГГ.
Другой известный пример комплекта «предметов первой необходимости»: негр, женщина и собака. Уровень соображалки и «преданности общему делу» всех членов группы — примерно одинаковы. Но формы выражения несколько различаются. Негр, например, не облизывает ГГ в минуты опасности. В таком «суповом наборе» уже ГГ суперменничает и этим гасит бестолковость своих попутчиков.
Варианты не новы, отработаны ещё в древнегреческих трагедиях. Оттуда и специфический термин: «бог из машины». Древние греки запутывали своих зрителей так, что единственным выходом из громады несуразиц сценического повествования было появления божественной фигуры, которая спускалась сверху на верёвках через систему блоков («машину») и громогласно объясняла зрителям — «что мы конкретно имели в виду».
Свой квест я уже прошёл — когда бежал из Киева в Рябиновку. «Буратино». Со стремительно курвящейся «мальвиной», склонным к запою отставным гриднем — «артемоном» и тоскующим «пьеро» — разорившимся купцом.
«Идёт суд над Карабасом-Барабасом. Встаёт Мальвина и сообщает:
– Карабас — извращенец. Он делал мне неприличные предложения.
Встаёт Пьеро и уточняет:
– Карабс — гей. Он и мне делал неприличные предложения.
Встаёт Артемон:
– Карабас — зоофил. Ну, вы понимаете — о чём я…
Встаёт адвокат и возражает:
– Ну что вы, господа! Карабас-Барабас — очень приличный человек, он очень любит природу…
Буратино — сам себе:
– Вот только этого мне ещё не хватало!».
Хорошо хоть, мой Карабас-Барабас — в Киеве остался. А не бросился за мной в погоню в поисках «золотого ключика»… Или, скорее, «замочной скважины»…
А так-то всё по законам жанра. И артефакт у меня есть, называется — «дрын берёзовый». Вот, добежал до «замка доброго волшебника» и понеслось… «Кольцо всевластия» в формате усадебной ямы-поруба, маленькая шашечка — в роли «жезла смерти» и «врата бессмертия» — в виде чёрного хода на Рябиновской поварне…
Ладно, отбился, не завалился, усыновился… Квест закончен успешно, можно ставить точку. В смысле — жить спокойно.
И никто не говорит, что собственно после квеста и начинается самое интересное. «Жизнь» — называется. Другой близкий по смыслу термин: «стипль-чез по минному полю».
Марк Твен насчёт «где точку ставить» очень чётко понимал:
«Когда пишешь роман о взрослых, то наперёд известно, где надо поставить точку, — на свадьбе; а когда пишешь о детях, приходится ставить точку там, где это всего удобнее».
Ну, вообще-то, правильно: каждый роман представляет собой квест, конечной целью которого является помещение «палки жизни» во «врата бессмертия».
Понятно, возможны вариации. У Пушкина, например, в «Руслане и Людмиле» всё куда круче обычного стандартного романа: поэма со свадьбы — начинается. Правда, свадьбой же и заканчивается. А какой квест между!
Тут я с Александром Сергеевичем солидарен: только после свадьбы настоящие приключения и случается. Новобрачная огребает экспириенса «по самое не хочу». А молодой муж бегает по миру как наскипидаренный. Мучаясь по ночам эротическими сновидениями с конкурентами-соискателями в главных ролях. Отчего и происходит у него непрерывный «бой с головой». Голова, получив смертельную пощёчину, отмирает и открывает измученной гормонами личности доступ к мечу — общепринятому фаллическому символу. Вцепившись в свой… символ двумя руками — двуручный же! — обезголовевшая психика отправляется на поиски женщины. Понятно, что его противник, обладатель бороды — символа мудрости и преклонного возраста, проигрывает «бой за осеменение» обладателю символа фаллоса.
Процесс такого «поноса» называется «смена поколений». Пока самцы меняются — дама примеряет шапки и играет в прятки. У Руслана — это «второй подход к снаряду». Более успешный. Странно, что Пушкин не последовал нормам Олимпийского комитета — должна была быть ещё и третья попытка.
А как быть мне? «Мальчик»? Тельце-то подростковое. Добежал, спрятался… Расти себе спокойно, учись, ума-разума набирайся, батюшку слушай, бога не забывай, прогрессируй себе помаленьку…
Тут и никакого «проезжего городского» не надо. Тут же «Святая Русь»! Тут просто за раками на речку сходить… С моими-то талантами… И любопытные зрители могут спрашивать уже лично у Велеса: «а был ли мальчик?».