И тут он услышал дикий хохот. Ржали сыто, громко над его беспомощностью. Гнев и досада бросили его тело вверх, он попытался одним махом, как умел раньше, вскочить на ноги. Но был сбит ударом сапога в висок.
— Ну что, Галясов, допартизанился? Вставай. И без дураков…
«Из личного дела майора госбезопасности Галясова А. В.
Майор Галясов Александр Васильевич родился в 1902 году в г. Москве. Сын рабочего, погибшего в первую мировую войну. Галясов начал свою трудовую деятельность с 13-летнего возраста. С 1915 по 1919 год он работал библиотекарем общедоступной библиотеки г. Москвы. С 1919 по 1925 год — в советских и партийных органах Московской области. В 1920 году вступил в члены РКП(б).
В 1924 году Галясов был направлен партийными органами на оперативную работу в органы государственной безопасности, где прослужил до конца своей жизни от пом. уполномоченного особого отдела 1-й Туркменской дивизии до начальника Приморско-Ахтарского РО НКВД по Краснодарскому краю.
В органах госбезопасности Кубани Галясов работал с 1935 года. Будучи опытным чекистом, он умело проводил оперативные мероприятия, проявляя при этом личную инициативу и настойчивость. У сослуживцев пользовался авторитетом и уважением.
Великая Отечественная война застала Галясова в должности начальника Приморско-Ахтарского РО НКВД. Он стал одним из руководителей Приморско-Ахтарского партизанского отряда, действовавшего в тылу противника в Приазовских плавнях.
Фашисты, узнав о существовании отряда, прочесали плавни, но не нашли партизан. Во второй раз отрядом немцев и полицейских они были обнаружены. Начальник полиции предложил сдаваться, обещал не преследовать. Партизаны в ответ открыли огонь, и каратели отступили.
Вскоре фашисты и их приспешники разгромили партизанскую продовольственную базу. Истощенные от голода, продолжая оказывать сопротивление врагу, партизаны рассеялись в плавнях. У Галясова кончились боеприпасы…»
— Так что, спрашиваю, допартизанился? Ты моего брата отправил в Сибирь, а я тебя сошлю на тот свет… Что, не узнаешь меня? Это я, Савчук, начальник полиции станицы Гривенской.
— Не горячись, Петро, — другой полицай встал перед Савчуком. — Не у тебя одного счет с этой падлой.
Савчук матюкнулся, опустил винтовку, но от Галясова не отошел. Жадные глаза обыскивали лежащего в луже крови человека, остановились на наручных часах.
— Снимай, твое времечко кончилось.
Галясов поджал руку, но Савчук навалился на нее коленями, расстегнул ремешок.
— Ишь, позолоченные. И написано что-то… «В ознаменование десятой годовщины ВЧК. За преданность делу пролетарской революции. 1928 год». Такую вещь изгадили… Ладно, на подарочек сойдет… А ну, ребята, держите его крепче…
Через минуту довольный Савчук уже притопывал в сапогах, которые стащил с чекиста.
— Надо же! Как раз. А помнится, говорил, что мы с тобой разные люди…
Тряслась по ухабам подвода. Каждая рытвина отзывалась в голове всплесками оглушающей боли. В сознании вспыхивали и гасли картины последних дней. Вот смыкаются за спинами его товарищей камыши — это рассредоточивается отряд после разгрома продбазы и приказа впредь действовать малыми группами. Никто не сказал «прощайте», все говорили «до свидания»… Вот подрывается на мине грузовик, забитый фашистами… Вот трое полицейских ведут по тропинке связанную женщину. Приближаются к засаде, и он, Галясов, узнает в женщине медсестру Сашу Ковалеву. Почти в упор из револьвера он расстреливает двоих конвоиров. Третий пятится, прикрылся телом партизанки, приставил пистолет к ее виску, вопит, что отпустит ее, если ему сохранят жизнь. Галясов дал слово, у него не было другого выхода: вся засада — это он один, в пистолете — последний патрон… А через день Саша оступилась, упала в болото, ее и затянуло. Ни звука не издала, помнила, что рядом цепь карателей. Он оглянулся на всплеск воды, а там только пузыри… А вот на него летит вспененная волчья пасть. И снова уходят в плавни товарищи, обнимаются и — «до свидания». Кто из них схвачен? Кто остался в плавнях? Что каратели знают об их отряде?
— Что, партизан, шепчешь? Богу молишься? Правильно, молись. Скоро с ним свидишься.
Нет, не страшно Галясову. Обидно. Неужели сотня уничтоженных сволочей и десяток радиограмм с разведданными — это все, что успел их отряд? И за то досадно, что в свое время не распознал вот этих…
Прислушался к разговорам полицаев. Один голос долго, с подробностями рассказывал, как славно вчера погудели в чьей-то хате, как гуляли по станице, пужали солдаток. Другой голос сообщал подробности расстрела еврейской семьи…