Сейчас волны почти доходили до нее, и влажный пляж переливался золотым и серебряным цветом в лучах ленивого полуденного солнца. «Очень мило, — подумала она, спускаясь к берегу, — можно даже и искупаться», — хотя она и не была слишком уверена в этом, так как не знала берега и местных течений. «Тем не менее неплохо бы взглянуть». Она перешагнула низкий парапет, отделяющий дорогу со стороны моря, и начала искать тропинку вниз. Между камнями короткими пучками росла скабиоза и морская гвоздика; они легко привели Гарриэт к берегу моря. Она очутилась в небольшой бухточке, укрывшейся от ветра под выступающей скалой и несколькими удобными валунами, на которых можно было сидеть. Выбрав место поуютнее, она вытащила сэндвич и «Тристрама Шенди» и обосновалась.
Нет сильнее соблазна, чем вздремнуть после завтрака на морском берегу под солнышком; это — не темпы «Тристрама Шенди», такие быстрые, чтобы сохранить способность к деятельности при высокой нагрузке. Гарриэт обнаружила, что книга выскальзывает из ее пальцев. Дважды она резко подхватывала ее, на третий раз она ускользнула от нее навсегда. Голова девушка неловко склонилась. Она задремала в неудобной позе.
Гарриэт внезапно проснулась оттого, что, как ей показалось, почти рядом с ее ухом раздался крик или плач. Когда она села прямо, щурясь, низко над ее головой с пронзительным криком пролетела чайка, нависая над забытым куском сэндвича. Гарриэт встрепенулась и виновато взглянула на наручные часы. Два часа. Удовлетворенно осознав, что она не проспала очень долго, девушка поднялась на ноги и стряхнула крошки со своей юбки. Даже сейчас она не чувствовала себя достаточно бодрой; чтобы успеть к вечеру до Уилверкомба, времени у нее было предостаточно. Она взглянула на море, вниз, где вытягивались длинная полоса гальки и девственная лента блестящего песка, спускающегося к краю воды.
В этом нетронутом песке было нечто такое, что пробуждает в писателе детективных романов все самые худшие инстинкты. Он чувствует непреодолимое желание пойти и изучить все следы ног вокруг. Профессиональный мозг может простить себе это, ибо песок заключает в себе огромные возможности и для наблюдения и эксперимента. Гарриэт была не чужда подобного Побуждения. Она решила пройтись по искушающей песчаной полоске. Собрав свои нехитрые пожитки, она пустилась в путь через рыхлую гальку, заметив, как часто замечала и раньше, что следы от ее ног оставляли неглубокие отметки на сухом участке, который был выше уровня воды.
Вскоре небольшая полоска разбитых ракушек и наполовину высохших морских водорослей показали Гарриэт, куда доходил прилив.
— Интересно, — проговорила она сама себе, — удастся ли мне определить что-нибудь, если судить по состоянию приливов и отливов. Посмотрим. Во время отлива вода не понижается так быстро, как она повышается во время прилива. Следовательно, если это так, тут должно быть два уровня водорослей — один совершенно сухой и дальний, показывающий отлив, и влажный — он внизу, — который показывает сегодняшний наивысший уровень волн. — Она осмотрелась вокруг. — Нет, только один след от волн. Наверное, это потому, что я прибыла в самый разгар отлива, если это правильно. Все очень просто, мой дорогой Ватсон. Я оставила следы ниже отметки волн. И других следов нигде нет, поскольку я, должно быть, единственный человек, который удостоил своим посещением этот пляж после последнего прилива, который был примерно… а! да… вот здесь-то и трудность. Мне известно, что между одним приливом и следующим должно пройти примерно двенадцать часов, однако, хорошо ли я разбираюсь в том, как прибывает и убывает море? Тем не менее я знаю, что оно начало убывать после того, как я пришла, а сейчас выглядит так, словно это было давно. Здесь никого не было за последние пять часов, я, ведь, не могла пробыть здесь дольше. Сейчас я оставляю довольно отчетливые следы, песок, естественно, влажнее. Посмотрю-ка, как это выглядит, когда я бегу.
Она сделала несколько пробежек, отмечая довольно большую глубину, от кончиков носков ее туфель, и маленькие струйки песка, которые отбрасывались в стороны при каждом ее шаге. Эти взрывы энергии привели ее обратно к скале и к очень большой бухте, единственной примечательностью которой являлась скала странной формы, стоящая внизу у кромки моря. Скала была треугольная, отстояла от воды примерно на десять футов и завершалась грудой черных водорослей.
Одинокая скала всегда привлекает. Здравомыслящие люди чувствуют непреодолимое желание взобраться и расположиться на ней. Гарриэт сделала это без какого-то ни было мысленного аргумента, и в то время, пока залезала на скалу, старалась логически размышлять.