— Стой! У нас приказ никого не выпускать! — голос караульного звучал очень уверенно и храбро.
Да и как стражу не быть уверенным в собственной безопасности, если сидит он в будке, сложенной из огромных тесаных валунов, и смотрит на путников из защищенного кованой решеткой окошечка? Причем решетка сделана так искусно, что ни стрела, ни наконечник копья не пройдут, без всяких предварительных замеров видно.
Зато вполне пройдет одно из снадобий, какими щедро поделились на прощанье моряны, сообразил Костик и потянулся к привязанному позади него сундучку.
— Кто тебе дал такой приказ? — голос Васта так нежен, словно он любезничает с местной прелестницей.
— Господин хариф! Сказал, без его разрешения даже мышку нельзя пропустить.
— А про кошку, он ничего не говорил? — Костик покосился на Жано, вальяжно развалившегося на спине соседнего панга, а ведь это идея!
— Не говорил… — засомневался страж и вновь уперся на своем, — но все равно никого не пропущу.
— Поехали, тут недалеко, — Васт решительно развернул свое животное в сторону выложенной булыжниками площади, через которую они проехали пять минут назад, — быстрее будет выяснить, что еще задумал Пруганд.
— А о том, что я просто хочу сказать вам в дорогу несколько слов, вы не подумали? — Хариф поджидал их на крыльце собственного дома, — и позавтракать вместе?
— Не хитрите, босс, — Рассерженно фыркнул Костик, — вы вчера на прощальном ужине всё нам сказали. Нечего размусоливать. Меньше слов — крепче нервы.
— Это я хотела сказать спасибо, — Сетилия сидела в кресле на колесиках, которое бережно держали за спинку огромные лапы тан-габирца.
С первого взгляда можно было решить, что никакого улучшения в здоровье у Сетилии не произошло, но Костик знал, что это временно. Все у нее замечательно, просто мышцы отвыкли работать, и теперь женщине приходится учиться ходить заново.
— Тогда мы позавтракаем. — Поступив в телохранители к Тине, Васт и не подумал отказаться от командирских замашек.
А Костик и не протестовал. Просто представил, насколько неестественно и неприглядно будет смотреться со стороны, если тощая девчонка в мужских штанах начнет покрикивать на троих красавцев-блондинов.
Не говоря о том, что все встречные мужчины и женщины сразу воспылают к нахалке неприязнью, так еще и заинтересуются таким противоестественным поведением. А где вопросы — там и ответы… нафик, нафик! Ему и так хорошо. Сидит себе, наслаждается видами, и грызет вкуснючие орешки, похожие на фисташки. Сая лично нажарила в дорогу целый мешочек.
Вот и сейчас спорить не стал, слез с панга и пошагал на крыльцо.
— Доброе утро, Сетилия!
— Доброе утро, Констанатина! Идем, я покажу тебе, где можно умыться, — госпожа кивнула рабу, и тот ловко развернул тележку.
— Спасибо, — Костик нехотя поплелся следом, изображать воспитанную девицу ему хотелось меньше всего.
— Вот вода, вот полотенце, — по знаку госпожи раб исчез, оставив их в комнате одних, — можно задать тебе один вопрос?
Женщина была очень спокойна внешне, но что-то в преувеличенной доброжелательности её голоса выдавало невероятное внутреннее напряжение, держащееся на грани срыва только чудом. Так спокойна бывает только темная туча, за секунду до того, как разразиться градинами с кулак.
Выходит, до сих пор не все шоколадно в семье босса?! Так вот зачем он использовал свое положение, и заманил на завтрак Тину и полукровок. Они потребовались харифу для установления мира в его собственной семье. И как он себе вообразил эту помощь? И чего ждет от иномирянки? Оправданий? Объяснений с его женой? Конечно, Сетилия, как законная жена, вправе потребовать с Тины пояснений. Но поверит ли им женщина, которая торопливостью и вспыльчивостью испортила собственную жизнь много лет назад? Конечно… ему трудно судить, что чувствует любящая жена, получив доказательства измены мужа, но может, все же стоило хотя бы с ним поговорить? И почему бы им не сесть и не разобраться во всем сейчас? Ведь ясно, что доброхоты уже донесли Сетилии об его мнимом романе с иномирянкой!
— Конечно, — Костик сел и потер руками виски, — хоть пять. Знаете, если бы вы не затеяли этот разговор, я сама искала бы повода его завести.
— Ты о чем? — хозяйка стремительно бледнела, но держала спину прямо, как на королевском приеме.
— О негодяях, — Тина встала, прошлась по уютной комнатке, посмотрела в окно, — я не знаю их имен, но уверена, что они где-то поблизости. Те, кто всех судит по себе, кто не верит ни в честность, ни в совесть. И кто очень любит сунуть палец в чужую рану и смотреть, как его жертва корчится от боли. Я говорю про того, кто не постеснялся принести в ваш дом грязные сплетни, хотя отлично знал, что доставит вам новую боль.